Бывший подъесаул уходил воевать.
На проклятье отца и молчание брата.
Он ответил "Так надо, но вам не понять".
Тихо обнял жену и добавил "Так надо".

Он вскочил на коня, проскакал пол версты,
И как вкопанный встал у речного затона.
И Река приняла ордена и кресты.
И накрыла волна золотые погоны.
И Река приняла ордена и кресты.
И накрыла волна золотые погоны.

Сильный ветер подул, вздыбил водную гладь,
Зашумела листва, встрепенулась природа.
И услышал казак "Ты идешь воевать,
За народную власть со своим же народом".
И услышал казак "Ой, ты идешь воевать
За народную власть со своим же народом".

Он вскочил на коня и молитву прочел,
И коню до костей шпоры врезал с досады,
Конь шарахнулся так, как от ладана черт,
От затона, где в ил оседали награды.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить.

И носило его по родной стороне,
Где леса и поля превратились в плацдармы.
Бывший подъесаул преуспел в той воне.
И закончил ее на посту командарма.

Но Природа мудра. И Всевышнего глаз,
Видит каждый наш шаг по тернистой дороге.
Наступает момент, когда каждый из нас,
У последней черты вспоминает о Боге.

Вспомнил и Командарм о проклятии отца,
И что Божий наказ у реки не послушал.
Когда щелкнул затвор и девять граммов свинца,
Отпустили на Суд его грешную душу.

А затон все хранит в глубине ордена,
И вросли в берега золотые погоны.
На года, на века, на все времена,
Не порушенной памятью Тихого Дона.
На года, на века, на все времена,
Не порушенной памятью Тихого Дона.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить,
С нашим атаманом не приходится тужить.