Наложены запреты, отосланы ракеты,
разбросаны букеты к дорогам домой.
Опасные кассеты, невзрачные береты.
Давно всё отстрелялось не нужной войной

А где то парень ладонь к виску
застывшим взглядом прилип к потолку,
а губы шепчут, берут, зовут,
как будто странную песню поют.

И снова караваны идут из Пакистана,
идут, везут стволы за ними мы...
Ложатся под снаряды такие же ребята,
такие же ребята как я и как ты.

И снова караваны идут из Пакистана,
а значит, мы не скоро вернемся домой,
а значит, по приказу садимся на КамАЗы.
И снова караваном мы едем домой.

Очнись ты бредешь, братан очнись,
совсем другая в округе жизнь.
Очнись ты бредешь, братан очнись,
и из Афгана домой вернись.

Мать так надеялась, так ждала
и по ночам вся в слезах спала,
а ты однажды пришёл домой.
Совсем другой совсем чужой.

Когда в желудке водка, и тенет уколоться
ты как всегда расскажешь, как ты уходил:
к разорванным воротам, заплеванным колодцам
пески Афганистана, где долго ты был.

А мы остались, а ты ушел.
Еще пешком я ходил под столом
и вот однажды ты пришел домой,
совсем другой совсем чужой.

И снова караваны идут из Пакистана,
идут, везут стволы за ними мы...
Ложатся под снаряды такие же ребята,
такие же ребята как я и как ты.

И снова караваны идут из Пакистана,
а значит, мы не скоро вернемся домой,
а значит, по приказу садимся на КамАЗы.
И снова караваном мы едем домой.

Очнись ты бредешь, братан очнись,
совсем другая в округе жизнь.
Очнись ты бредешь, братан очнись,
и из Афгана домой вернись.

Мать так надеялась, так ждала
и по ночам вся в слезах спала,
а ты однажды пришёл домой.
Совсем другой совсем чужой.