В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,
                                                 
На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,
                             
Жило-поживало веселое горное, гороное  эхо.
                                  
Оно отзывалось на крик, человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло,
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, в обрыв упадет,
Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,
Усилит и бережно - в руки своих - донесет.

Должно быть не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
                                               Топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье,
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,
И эхо топтали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал...
К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо,
И брызнули слезы, как камни, из раненых скал...
И брызнули камни, как слезы, из раненых скал...