В холоде, в голоде,
В строю отверженных, в строю забытых.
За что непонятых, за что гонимых?
Уже и вроде сломленных, но слава богу не убитых.

Маленькая девочка в трепье одетая,
С кусочком хлеба спрятанным за пазухой,
Что мать дала перед уходом в камеру,
А как заветы?

Всегда прощать, зла не держать,
И не судить, чтоб несудимым быть.
И как забыть те слезы, что о матери убитой?
Что дочерью пролиты...

Тех похотливых взрослых мужиков,
И сырости, голода, туберкулеза, и стальных оков...
И кто теперь согреет в ночь? И кто накормит? И чья теперь она?
Теперь чья эта дочь? Когда в бараках ночь.

А кто посмел лишить ребенка радости?
Кто посмел сделать миру столько гадости?
Господь скажи за что людскому роду вечная война,
Ты создал нас, теперь идем против тебя!

А кто посмел лишить ребенка радости?
Кто посмел сделать миру столько гадости?
Господь скажи за что людскому роду вечная война,
Ты создал нас, зачем пустил против себя?

Когда в маленьких глазах нет больше слез,
Когда в душе один лишь страх, а в голове нет грез:
О принце на коне, о облаках полета как во сне,
О поле летнем и цветах, и отблеск солнца на волнах реки,
Где две сестры детство провели...

А здесь-то что? Лишь у шеренги псы,
Которые готовы разорвать.
Они глупы и преданы.
Им стоит только приказать.

А вкус паленой крысы испытать ребенку лет дести,
и это на душе готовы были вы нести???
А что это дало? И что с ребенком то потом?
Лишь месть, страх и боль в детских глазах...

А кто посмел лишить ребенка радости?
Кто посмел сделать миру столько гадости?
Господь скажи за что людскому роду вечная война
Ты создал нас, теперь идем против тебя!

А кто посмел лишить ребенка радости?
Кто посмел сделать миру столько гадости?
Господь скажи за что людскому роду вечная война
Ты создал нас, зачем пустил против себя?