я всю жизнь готов посвятить одной этой
женщине, девочке, девушке.
с ее каблуками высокими 
на носочках стойко так 
носом в мою шею терлась.
целовала губами такими бантиком и такими розовато спелыми.
самый сладкий вкус.
тогда я попробовал самый сладкий вкус осени, зимы и лета.
ее весну в волосах и руках худых и нежных.
прости меня твоя невинность, 
я стыну в заморозках,
во всем на свете повинный
с крестом в 60 кг на шее могильном.
я уже ничего не знаю, 
где в полях выжжены наши сердца дырами.
сырыми погребами запрятаны чувства.
в перегарах утаивая друг друга грусти, в обнимку.
спасибо этой картинной нелепости в ковриках 
с линолеумом новыми нашими с тобой по выбору
обоями.
расставим всю мебель в новой квартире,
как нам велит наша прихоть, мы челядь.
нам похуй, радуемся друг другу, интровертами. 
гладя руки так долго и с упоением 
мы в памяти вспоминаем осколками сладости, гении.
я прыгаю с обрыва прямиком в твое сердце, лианами
цепляясь за парапеты твоей нежности, скверности
и дурости.
мы ругаемся и бьем банально посуду, 
переставай. 
давай лучше будущем детям купим игрушек.
вытри с лица эту стужу уже, надень самые лучшие кружева.
мир дохнет и задыхается от твоей красоты.
не как на картинах, не мона лиза.
она сильнее всех этих полотен 
и фантазий художников,
моне, да винчи, дали
да их красота уже горит,
видя твою, все эти бабы блекнут.
весь мир тухнет, в своей перед ног твоих ненужностью.
эгида крепкого сердца кидает к твоим ногам всего мира тесность.
безумно так я обнимаю тебя, себе в руки сажая.
лицо целую, с удручающим взглядом.
тело все твое в моих поцелуях памятью, моих рук нежности 
на твоем лице, на твоем теле 
памятью и воспоминаниями.
мы как елочные игрушки, только уже не так светимся
и разбиться можем легче пьяных смертности.