1. «Испанцы»

Сердцу всё в Испании мило, то есть много милее,
    чем, допустим, во Франции.
Всё здесь, вплоть до чисел и звуков, большей прелестью дышит,
    чем в какой-нибудь Франции.
Здесь и площадь в размере свыше полумильона километров квадратных
    впечатляет сама по себе.
А населенье впечатляет подавно, доходя до мильонов,
    почитай, сорока.

Город, что зовётся Мадридом, расположен, конечно,
    уж никак не во Франции.
Реки - Эбро, Тахо, Дуэро - протекают уж точно
    ни в какой не во Франции.
Нипочём не найдётся проповедник в Париже, что бы мог без акцента
    по-испански сказать «не убий».
Кроме невзрачной полосы пограничной ничего у французов
    с нами общего нет.

Славен род испанский и древен, глубоки наши корни,
    не в пример той же Франции.
Сонмы знаменитостей наших популярны повсюду,
    кроме разве что Франции.
Всевозможные гранды, короли Фердинанды, тенора, портретисты -
    здесь родятся весьма и весьма.
А у французов - где певцы, кто монархи? Мы их даже не знаем
    и не жаждем узнать.

2. «Французы»

Ну, а мы не то что знать не жаждем, мы в упор того не
видим, кто в бреду горячки и душевном помраченье,
ни аза ни в чём не смысля, нашей Франции прекрасной
вдруг Испанию, к примеру, легковерно предпочтёт.

Ведь, по сути там всё то же, что и тут, однако хуже:
раса та же, даже те же Пиренеи, только хуже,
и язык почти такой же, как у нас, хотя и хуже,
по-испански «буэнос диас», по-французски «добрый день».

И Атлантика, похоже, та же, и Европа тоже,
даже солнце - номинально - той же Солнечной системы,
но под нашим дивным солнцем всё цветёт и колосится,
а под их противным солнцем всё со страшной силой мрёт.

Злаки чахнут, реки сохнут, звери дохнут, рыбы дохнут,
кобры, зубры, динозавры, не сказав ни слова, дохнут,
мрут амёбы, жабы, крабы, даже люди - уж с чего бы
им, казалось бы, туда же? - всё же тоже и они.

Блекнет вся испанская слава, вся их местная гордость -
    пред величием Франции.
Впрочем - и гордиться там нечем, и прославиться трудно.
    То ли дело во Франции.
Говоря откровенно, даже как-то неловко, что предмет разговора
    чересчур неказист удался.
Так что не ясно, для чего мы так длинно о подобном предмете
    вообще говорим. 

1993