Человек на пляже играет при свете факела, 
и летающая тарелка между его колен
начинает дышать, звуча.
И дреды его танцуют в такт его пальцам, и все огню подставляют лица,
так его музыка горяча.
А еще перекресток, - машины, коровы, байки, - и рядом крест и алтарь,
и там, в алтаре, свеча.
И как Костя чудесно жмурится, хохоча.
И дорога до Арамболя чуть выше дужки его очков,
и волос, что ветер свивает кольцами, и плеча.
Моя Индия открывается без ключа.

Кто беднее не допускающих перемен, 
состоящих из дат, мест жительства и имён?
Всякий раб медицинской, кредитной, визитной карты,
всякий пронумерован и заклеймён.
Всякий заживет, только если выплатит ипотеку,
а ты, - если ты умён, -
Уже понял, что кроме тех, что сейчас, у тебя не было и не будет
лучших времён.

Завтра в это время я буду стоять на сцене, 
во многих тысячах километров отсюда,
где теперь медленная среда:
Спят собаки между шезлонгами в два ряда,
мертвого краба вылизывает вода,
А там будет мама, Рыжая,
Дзе, наверно, придет туда, 
Я взойду и скажу им, как я боялась вернуться, да,
Обнаружить через неделю, как выцветают в тебе индийские сари, дети,
рассветы, шуточки, города,
как ни остается от них ни камушка, ни следа, -
Только ведь моя Индия из меня не денется никуда.

Моя Индия не закончится никогда.