Надоело мне слушать про пиршество тел,
Про ваших толстых, безмозглых дев,
И про постель, и про постель, и про постель.
Я хочу, чтоб над миром была тишина,
Чтоб бездонная всюду царила она – 
В темных красках на потускневших холстах,
В непонятных глазах моего Христа, 
Отнимающих все и дарующих все,
В слове «да», уплывающем голубым карасем. 

Эй, дурак, ты скажи-ка, что в мире не так?
Да тебе-то все так – много баб за пятак,
И ни словца о высоких мирах.
И тебе наплевать, что сойдет тишина,
Что желанная будет повсюду она
В темных красках на потускневших холстах,
В непонятных глазах моего Христа, 
Отнимающих все и дарующих все,
В слове «да» уплывающем голубым карасем. 

Эй, мужик, ты меня одеваешь в ханжи,
Но ханжа-то не я, а сам ты, мужик – 
Плоть воспевая, один ночью лежишь,
И с надеждою ждешь, что сойдет тишина,
Что желанная будет повсюду она
В темных красках на потускневших холстах,
В непонятных глазах моего Христа, 
Отнимающих все и дарующих все,
В слове «да», уплывающем золотым карасем.