Твоих иллюзий бокал мой полон,
И я, пьянея, тяну нектар.
Уже смирился могильный холод,
Уже достигнута простота;
Воспоминаний развернут свиток,
Уходит в бездну тоска и грязь,

Всплывает то, что давно забыто –
То, как я клялся, и ты клялась;

Неслась свобода огнем по жилам,
Не портил жизни душок чернил.
«До самой смерти», – ты говорила.
«До самой смерти», – я говорил.

С тех пор прошло не одно столетье,
И актуальности в клятве нет:
Могильным холодом жжет бессмертье,
Его топлю я в своем вине.

И все прозрачней бумажный профиль,
Портретом старым к стене прибит,
На вечно пыльном и влажном штофе
Пятном навязчивым он рябит.

Уже не важно, что есть и было,
И текстом клятвы кто что скрепил;
«До самой смерти», – ты говорила.
«До самой смерти», – я говорил.

А в тоннах книг летописных истин
Все из безумцев, богов, чертей,
Как будто цель у всевышней кисти –
В подсчете звеньев цепи смертей.

Одно к другому – и цепь готова,
Разряд пусти – и пойдет процесс:
За делом – дело, за словом – слово,
За клятвой – клятва. А что в конце?

Запястья давят браслеты петель –
О них пленитель не помнит сам.
Я пью нектар в глубине столетий.
И скоро мир обесформится.