Но что–то, видно, есть во мне такое,
что я никак смириться не могу,
что больше нету — никого со мною,
ни соболя, ни соловья в снегу.

А то, что мне объятий не хватало,
так это, деточка, всё как бы да кабы. —
Зато хватило — голоса, металла,
таблеток, алкоголя, мужества, судьбы...

Зато хватило мне — метафор и деталей,
ума хватило — всё перебелить:
что ни строфа — желание ударить,
что ни абзац — то просьба пристрелить.

Несёшь себя — как вывих, как припадок
(два соболя + соловей — внутри),
несёшь себя — как соловья — в подарок! —
глядишь, — уже обратно принесли.

Я уговаривал: давай ещё, подтянем,
ну что же ты? — ведь Ты ж меня любил! —
я говорил: царапается, тянет...
(Я всё это напрасно говорил).

Не бойся, соболь, — я тебя не выдам,
я больше никого не выдаю.
Но ты, ты должен знать, где есть отдельный выход,
в густые заросли, в высокую траву.

Как быстро ты — скребёшься, роешь, лаешь,
как будто чуешь пулю — между глаз!
Не рой так быстро (ты же мой — товарищ),
но, видно, нет — товарищей — у нас.

А если нет — за синею горою
найдёшь себе — другую западню!
Беги отсюда, я тебя — не скрою,
я сам тебя, как выкуп, выдаю...

Они убьют тебя, они тебя — не знают
(как облаком — накрыв твою семью),
здесь травят — грамотно, здесь — правильно стреляют
(я, кстати, многим здрасте — говорю).

О, как же он бежал,
с беременной женою,
с летящим соловьем — по млечному пути!..
Не бойся, мальчик, — я тебя прикрою.
Я пошутил (...чтоб ты — успел — уйти...).

...Что ни строка — то приступ и припадок,
что ни рука — то выстрел и отстрел.
Ты извини, что скромный мой подарок,
от крови внутренней набряк и отсырел.

Да, были безобразны — эти роды,
но я горжусь, что сексуальный голос мой
был утешеньем моего народа
(а мой народ — за синею горой!).
Я счастлив — оттого, что в общей куче
они прогрызли, как рюкзак, — меня,
и что они (не я!) бессмертны и живучи,
как жизнь, как мужество, как молодость моя.

...Но что же делать мне теперь —
с самим собою
(уже без всех метафор), боже мой,
и что это за облако такое? —
как облако, — нависло — надо мной...

А, что — я, собственно, здесь собираюсь делать,
и для чего? — стихи свои читать?
Стихотворение — качнулось, как поэма.
Мне всё равно, как это называть...

Четвертый день (при этом хорошея)
я задыхаюсь, глядя в темноту,
я чувствую — испарину на шее, —
не ту я чувствую испарину, не ту!

Я — спас тебя: мой соловьиный вывих,
соболий выдох, лошадиный храп. —
Теперь я должен знать, где мой — отдельный! — выход,
стоп–кран, трамплин,
огнетушитель, трап.

Я должен знать, где мой — прощальный — выход,
высокий купол, ноги — в темноту.
...Стихотворение кончается — как выхлоп.
Я с этим — согласиться — не могу.

Стихотворение кончается — как тара,
его нельзя до неприличья длить.
Ты извини, что терпкий мой подарок
осыпался — пока его несли.
...Четвёртого дыханья — не бывает,
но — мы узнали это — только что.
Ты спрячь меня, как доллары — в кармане
(как неисполненное обещанье),
Ты убери меня, как варежки — в пальто.
А я — прощу — Тебе, что этот воздух хлипкий
раскрылся будто парашют во рту. —
...Стихотворение кончается — как всхлипы.
Я с этим — тоже — примириться не могу!

Я знаю, что мы этого не любим,
но я люблю (точней, любил — тогда):
строфа всегда —
как обращенье к людям,
строка всегда — как помощь, как рука!

...Стихотворение — кончается как выпад
(не ты — его, оно — тебя — жуёт),
стихотворение кончается как выбор!
...как человек, как воздух, как живот...

Стихотворение кончается — как счастье
(...как убедительно меня устроил ты,
из мелких роз, из позвонков хрустящих,
из жирных хризантем, молочной кислоты.
Я — бело–красная поленница живая,
там, на морозе, ты сложил — меня,
а мне — без разницы, я пальцы — разжимаю: