В островах охотыник цельный день гулявает,
Яму счастья не-ету—эх, сам себе ругавает.
Как яму бы-ы-ыть, счастье заслужить, заслужить?
Нельзя быть яму весё-яламу, что зверь не бяжить.
Поехал охотыник на быстрыя во-ёды,
Где гуляла рыпыка при ясной пого-ёде.
Там на брягу да вздумал отдохнуть, да уснуть,
Охота да ну сорва-ялась, гончих слышно чуть.
Охотник не медылил, на коня садиелся,
Зверя с любопытыством он поймать ловчилыся.
Бросился в лес, да в лес по тропиныке-дорожке,
Где спала-я ну красаявица на мягкой траве.
Щёчки у ней аялы, слезами улиты,
Груди у ней нежены, цветами увиты (укрыты).
Он увидал, упал, задрожал, да устал.
«Венера-й ану красавица», тихонько сказал.
Венера проснулась, охотничка видить,
Молодой охотник, чем хотишь обидить.
Эх, ты злодей, требуешь того ли, да сяво,
А я не зверь и не лисица, сам видишь я хто.
Мы лисиц видали, мы зверей стреляли,
А таких красавиц в редкостях встречали.
Тут злодей пробил барабан, барабан
Поедем, красавица, в лагерь ночавать.
Красавица садилась на коня несмело,
Приехали в лагерь, словно онемела.
Цельный день не говорила речи,
Пришла пора-времячко, на постелю лечь.
Красавица сказала: «Я в твоих рукаявах,
Бяри мяне шмело, ах, ах, ах, ах, ах, ах, ах!»
Эх, ты злодей, что ж ты натворил, начудил?
Сямнадцать лет она хранилася, а ты нарушил.