Кто-то папиру пичкает, чиркает спичкой,
За стойкой убивает печень за наличку,
За чайками в чешуйчатых шмотках, в коих души не чает,
в чиллаут чапает, как чёрно-белый Чарли Чаплин!
Не щёлкая клювом: «Эй! Вы хотели зрелищ?»/
Как же иначе? Включаю майк, перевоплощаюсь.
Просыпали щепотку чего-то бодрящего?
Нет, это просто мы настоящие!
Оказались невзначай в гуще событий,
Среди незамороченых мучачо, визжащих женщин,
Многообещающе стреляющих глазищами!
Ну ты у меня попляшешь! Давай сейчас же!
Саечка за испуг. Бранила щедро с непривычки.
Это был щадящий режим, ведь я ещё не щупал!
Как по щучьему велению в стопочках водочка,
Чин-чин, и вот уже колем щетиной папиных дочек!
К чему мамаша ваши щекотливые вопросы,
Как мы очутились в комнате 408,
Защёлкнули щеколды, там ктото чавкал,
Одноглазое чудище призывал и дакал!
Да…мы…баловались чайком, но это не в счёт.
Играли в подчинение, но это редкий случай.
Ты думай о грядущем – так она её учит,
И по щам беспощадно хлещет. Это тщетно./
Распухший, разбужен женщиной-кошкой.
Делает массаж, мажет маслом под звуки лаунжа.
Телодвижений жаждет  неподалёку лёжа.
На ушко нежно шепчет: будь со мною построже!
Ублажает меня не хуже раджи, 
Но такие вяжут мужчин, и я настороже – 
Хата по фен шую. Лучше уж я свяжу её,
Накажу её и втихушку намажу лыжи!