Достав чистый лист бумаги, и, глядя куда-то дальше,
Поэт написал семь строчек, не зная пока, о чём.
Мигнула ночная лампа, и кто-то поёт: "Давай же,
Давай же, вот продолженье" и водит его плечом.

И слово идёт за словом, сплавляясь в одно дыханье,
И мечется странная птица в клетке четыре на пять.
Осталось поставить дату, затем придумать названье.
Поэт, улыбнувшись, пишет: "Все люди умеют летать".

Окно открывает настежь, за ним рассвет, как обычно.
Поэт засыпает рядом с окном, уронив листок.
Стихи планируют плавно вдоль дома стены кирпичной,
Пока не ложатся точно к прохожему под сапог.

Прохожий глядит на небо, под ноги. Читает украдкой.
Берёт осторожно в руки, как будто птенца или мышь.
Затем, усмехнувшись, прячет листок к себе за подкладку
И, пару раз оглянувшись, взмывает до самых крыш...

Поэт проснулся от шума, а солнце уже в зените.
Откуда здесь столько чаек? Да нет, не чаек - людей!?
Пока он так просыпался, к нему, поправляя китель,
Слетел участковый знакомый: "Ну что, не слыхал новостей?

Забыты метро и трамваи, машины стоят у обочин,
Все люди летать умеют, а ты что сидишь, чудак?"
Но сколько поэт ни мучил свои знаменитые строчки -
Все люди летать умеют, и только он сам - никак.

Ах, что же ему поделать - грустит он за тёмной шторой,
Но что-то его толкает и снова поёт: "Пиши!"
А то, что он не летает - не стоит и разговора;
Поэт достаёт бумагу и ищет карандаши.