Под окно прилетали грачи и играли на скрипках.
Это было давно, у начала начал, на краю.
Это чудится - старшие мне говорили с улыбкой:
Продолжение птичьего горла - не скрипка, а клюв.

Ах, грачи-скрипачи, этот воздух ничей,
Только все же скажи, почему, Гамаюн,
У наследных саврасовских черных грачей
Вместо скрипок наследных - разинутый клюв?

В переходе скрипач - скрип унылых колков под рукою.
Бьется крестик сухим мотыльком, как душа в лабуде.
Боже, если возможно, сними с него бремя запоя,
А иначе он вздернется прямо на первой звезде.

Боже, если возможно, подай ему лестницу с неба!
Пусть расступится хоть на чуть-чуть электрический дождь,
Чтобы видели мы, как уходит он с нищенским хлебом,
Отряхнув пыль на головы наши с дырявых подошв.

Пусть уходит на небо скрипач, в перелетную стаю,
Прямо в корни дождя и прозрачную негу стиха,
Чтоб вернуться потом под окно, где его вдруг узнают
Изумленные дети с раскрошенным хлебом в руках.

Ах, грачи-скрипачи, что мне, дело до ваших рапсодий?
Мир понятен и прост, как поваленный на спину лес.
Но тогда почему все играет скрипач в переходе
Отрешенную музыку мимо плывущих небес?