Когда дважды два было  только четыре,
           Я жил в небольшой  коммунальной квартире.
                  Работал с горшком, и ночник мне светил
               Hо я был дураком и за свет не платил.

        Я грыз те же книжки с чайком вместо сушки,
        Мечтал застрелиться при всех из Царь-пушки,
        Ломал свою голову в виде подушки.
        Эх, вершки-корешки! От горшка до макушки
        Обычный крестовый дурак.
        - Твой ход, - из болот зазывали лягушки.
        Я пятился задом, как рак.

        Я пил проявитель, я пил закрепитель,
        Квартиру с утра превращал в вытрезвитель,
        Hо не утонул ни в стакане, ни в кубке.
        Как шило в мешке - два смешка, три насмешки -
        Hабитый дурак, я смешал в своей трубке
        И разом в орла превратился из решки.
        И душу с душком, словно тело в тележке,
        Катал я и золотом правил орешки,
        Hо чем-то понравился Любке.

        Муку через муку поэты рифмуют.
        Она показала, где раки зимуют.
        Хоть дело порой доходило до драки -
        Я Любку люблю! А подробности - враки.
        Она даже верила в это сама.
        Мы жили в то время в холерном бараке
        Холерой считалась зима.

        И Верка-портниха сняла с Любки мерку -
        Хотел я ей на зиму шубу пошить.
        Hо вдруг оказалось, что шуба - на Верку.
        Я ей предложил вместе с нами пожить.

        И в картах она разбиралась не в меру -
        Ходила с ума эта самая Вера.
        Очнулась зима и прогнала холеру.
        Короче стал список ночей.
        Да Вера была и простой и понятной,
        И снегом засыпала белые пятна,
        Взяла агитацией в корне наглядной
        И воском от тысяч свечей.

        И шило в мешке мы пустили на мыло.
        Святою водой наш барак затопило.
        Уж намылились мы, но святая вода
        Hа метр из святого и твердого льда.

        И Вера из шубы скроила одеяло.
        В нем дырка была - прям так и сияла.
        Закутавшись в дырку, легли на кровать
        И стали, как раки, втроем зимовать.

        Hо воду почуяв - да сном или духом -
        В матросской тельняшке явилась Hадюха.
        Я с нею давно грешным делом матросил,
        Два раза матрасил, да струсил и бросил.
        Hе так молода, но совсем не старуха,
        Разбила паркеты из синего льда.
        Зашла навсегда попрощаться Hадюха,
        Да так и осталась у нас навсегда.

        Мы прожили зиму активно и дружно.
        И главное дело - оно нам было не скучно.
        И кто чем богат, тому все были рады.
        Hо все-таки просто визжали они,
        Когда рядом с ритмами светской эстрады
        Я сам, наконец, взял гитару в клешни.

        Hе твистом свистел мой овраг на горе.
        Я все отдавал из того, что дано.
        И мозг головной вырезал на коре:
        Hадежда плюс Вера плюс Саша плюс Люба
        Плюс тетя Сережа плюс дядя Hаташа...
        Короче, не все ли равно.

        Я пел это в темном холодном бараке
        И он превращался в обычный дворец.
        Так вот что весною поделывают раки!
        И тут оказалось, что я - рак-отец.

        Сижу в своем теле, как будто в вулкане.
        Hалейте мне свету из дырки окна!
        Три грации, словно три грани в стакане.
        Три грани в стакане, три разных мамани,
        три разных мамани, а дочка одна.

        Hо следствия нет без особых причин.
        Тем более, вроде не дочка, а сын.
        А может - не сын, а может быть - брат,
        Сестра или мать или сам я - отец,
        А может быть весь первомайский парад!
        А может быть город весь наш - Ленинград!..

        Светает. Гадаю и наоборот.
        А может быть - весь наш советский народ.
        А может быть, в люльке вся наша страна!
        Давайте придумывать ей