Сердце девичье верило сбудется, в жизни счастья настанет пора,

Hо не думала Роза, что влюбится по уши в молодого вора!

И не долго то счастье покоилось - Бархат, золото, шелк и рубли.

Только сердце недоброе чуяло, на седьмицу за ним и пришли.

И казалась разлука ей вечностью, ненавидела Роза [bad word] 

"Разлучили!"- кричала сердечная. Посадили на восемь годков.

И писала она письма длинные: Колыма, Магадан, дальний край.

Время часики мерят старинные, а кукушка кукует: "Встречай".

Сердце екнуло. Ой, что-то сбудется...Как-то парень в окно постучал.

Пригласила домой гостя с улицы; милый весточку с другом прислал.

Передал ей привет от любимого, два годочка осталось скучать.

Роза стул сразу гостю подвинула. Есть он Бог, по всему и видать.

Да вы садитесь за стол, не побрезгуйте, отобедайте в доме моем.

Ка бы Розочка знала про беды те, что пришли к ней под вечер с парнем.

Он поел, а потом и попарился, стала кровь в его жилах играть,

И на кореша бабу позарился, про него стал фуфло ей толкать.

Мол, кентуха откинулся осенью, был досрочно он освобожден.

И добавилось Розочке проседи, как поверить, что это не сон.

Hу, а тот все толкал, как кормили вшей и какой он ему первый друг

И ещё будто с лярвою тамошней по амнистии двинул на Юг.

Как же жить ей, скажи, после этого, шесть годков, как один, день за днем

Все ложилась в кровать не согретую, и все сны ее были о нем.

А гостёк к ее сердцу разбитому словом ласковым ключик нашел

И поднес Розе стопку налитую, стал с ней жить, да глумиться, козел.

И она к этой суке доверчиво прижималась в постели бочком.

Hо к другой он ушел как-то вечером, а ей оставил долги с трипаком.

Сколько слез было, сколько страдания, как она проклинала пору,

Когда первый раз шла на свидание вечерком к молодому вору.

Восемь лет пролетело. И вспомнила: Милый был бы как раз в этот день.

Только рюмочку горькой наполнила, за окном вдруг увидела тень.

Он вбежал к ней, как сойка влюбленная: "Hаконец-то мы, Роза, с тобой!"

А она ему финкой каленою в грудь ударила: "За упокой".

Он смотрел ей в глаза опечаленно и без гнева с улыбкой сказал:

"Поцелуй же меня на прощание",- и со вздохом последним упал.

Перед ней он, как перед иконою, в чем сумел заработать за срок:

Фофан: кемель, да ксива казенная да для нее Оренбургский платок.