сердце билось медленно, как будто бы
никуда не спешивший ребенок
шел по поребрику неизвестной улицы непонятно куда
и ему было все равно,
есть ли поблизости метро, или взрослые,
или магазин где продают чупа-чупсы по три
и жевачки по два, все из красителей
и резины и еще чего-то нехорошего,
но как дети, которые никуда не спешат,
не воспринимают гадость как гадость
и не видят грязи в сердцах своих родителей,
так и я как-то раз никуда не спешила
в разгар самого часа пик на главном
из всех проспектов питера, и вдруг сердце моё
заколотилось от безумной любви со скоростью
стука колес поезда метро,
в котором этот ребенок проезжал подо мной
в свою частную школу, опаздывая на урок математики,
так же как и он, я не видела, как падают в грязь
бездомные и на колени оскорбленные мужьями матери,
а их дети смотрят пустыми глазами
на слезы взрослых и никуда не спешат,
потому что мультики в три пятнадцать,
а сейчас еще только утро и восемь.
я так же как он была ослеплена,
но не медленным биением равнодушного детского сердца,
восхищающегося цветами, а не оттенками,
но зато более искренне восхищающегося,
чем сердце взрослого, восторженно читающего
бродского с индивидуальным выражением
и выражением лица таким, как будто бы он сам - бродский...
я была ослеплена отчаянно колотящимся сердцем,
готовым выскочить из грудной клетки,
вырваться на проспект и быть затоптанным
чьими-то ботинками от гуччи, или кедами от конверс,
или еще чем-то чужим, что нами ценится больше своего собственного,
я прижала к груди обе руки, чтобы сердце не выпрыгнуло,
и не могла себе объяснить, честнее ли я ребенка,
который объяснял учительнице в эту минуту,
что опоздал на урок потому что какие-то люди
спрашивали его, не против ли он, если они его потрогают..
я не знаю, честная ли я перед собой, объясняя
свое колотящееся сердце любовью,
а не медицинским диагнозом - тахикардия.