Мне были двери открыты к западной точке России,
Там, где после прибоя, люди янтарь носили.
Где городок Гвардейск находился в низине,
Где с моря дуют ветра и очень сильные.
Мне руки умывали капли прозрачной росы,
Ноги боролись с песками Балтийской косы.
Я мог изучать историю, листая книжки,
Но мне было не до нее, я был еще мальчишкой.
Там городок военный казался необъятным,
Солдаты молодые чистили свои автоматы.
И как нам было страшно, когда нас с Саней
Отцы хлестали вениками в солдатской бане.
Ругалась тетя Надя, что неправильно крестился,
А я пошел в наш храм и научился.
Швыряли в стекла хлебзавода с пацанами камнями,
После того, как надо нас учили ремнями.
Крики детдомовской шпаны я не забуду
Я им сказал тогда, что больше убегать не буду.
Мне после этого три раза ломали нос.
Нос заживал, а я тем временем рос.
Никто и никогда нам не читал морали,
Родители нам говорили: Поступайте правильно.
Когда я буду листать страницы прошлого,
Детям своим отдам из них только хорошее.

Это моя непокоренная вера в добро,
Я словно окрыленный светом сотен световых табло.
Это как плот который все же встретит берег,
И мы все еще любим и ждем, надеемся и верим.

А я был слеп. Я долго и трудно взрослел. 
Рассвет мне был в укор, я ненавидел и не шел на свет. 
Я столько лет грелся огнем своих страстей, 
Но холод Холодово добирался до костей. 
Диких растений красота - поэтика дна, 
Но жизнь одна, и говорят, что дальше чо-то там… 
На кумарах ад может стать поверхностью дивана 
И мы с Диманом клали фундамент будущего храма. 
Мама украдкой крестит непутевых сыновей, 
Сквозь звон цепей, сквозь семь морей они вернутся к ней. 
…И Царь Царей был вписан в купол в центре церкви. 
Пацан сказал – пацан добился своей цели. 
Помню колокола на поддонах, подъем на звонницу. 
Потом их звон поплыл над городом, как водится. 
А с моего лица улыбка не сходила долго 
И что-то доброе рождалось в кровотоке. 
Стены покрыты фресками. Дьякон одел стихарь. 
Резной иконостас отгородил алтарь. 
Как встарь, звучал таинственный язык старославянский, 
А я не знал, где встать в кроссовках и в аляске. 
Глазел по сторонам, смущался и переминался 
Встал в очередь и еле и свою очередь дождался. 
Веселый батюшка мои грехи решил, 
Он мне сказал: иди и больше не греши.

Это моя непокоренная вера в добро,
Я словно окрыленный светом сотен световых табло.
Это как плот который все же встретит берег,
И мы все еще любим и ждем, надеемся и верим.

Мы все еще любим и ждем, надеемся и верим.