Проснулся я, а город еще спит.
Тюрьма не спит, тюрьма давно проснулась.
Лишь только сердце бедное болит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.
Лишь только сердце бедное болит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.

Идёшь гулять, а на тебя кричат,
Ты к этой брани быстро привыкаешь.
И по привычки руки взяв назад,
Глаза невольно в землю опускаешь.
И по привычки руки взяв назад,
Глаза невольно в землю опускаешь.

А скажешь слово, они тебя найдут,
Из строя выдернут железными клещами.
Уж так и знай, что вечером придут,
В холодный карцер забирать с вещами.
Уж так и знай, что вечером придут,
В холодный карцер забирать с вещами.

Когда ты в карцере семь суток отсидишь,
А, выйдя, встретишь на свободе, с кем был дружен.
И если друга нечем угостить,
То друг предложит свой тюремный ужин.
И если друга нечем угостить,
То друг предложит свой тюремный ужин.

Я откажусь, как будто не хочу,
Хотя семь суток я страшно голодаю.
И завернувшись в одеяло, я молчу,
Делаю вид, как будто засыпаю.
И завернувшись в одеяло, я молчу,
Делаю вид, как будто засыпаю.

Лежу на нарах и смотрю в окно,
А сердце съежилось и сморщилось от боли.
И только небо синее слегка,
Напоминает, что существует воля.
И только небо синее слегка,
Напоминает, что существует воля.

Проснулся я, а город еще спит,
Тюрьма не спит, тюрьма давно проснулась.
И только сердце бедное болит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.
И только сердце бедное болит,
Как будто к сердцу пламя прикоснулось.