Друзья любили и бросали первые камни, 
А собаки ласкались и кусали за ноги. 
Я смотрел в окно - смерть захлопывала ставни, 
А дороги в клондайк приводили в остроги. 

Я из лука стрелял, чтобы невесту...
Я лягушек ласкал, думал - царевны...
Я драконов искал, чтоб спасти принцессу,
Удилами закусывал нервы.

Не о такой я мечтал - не тебе чета. 
Ладонь в ладонях держал - не перечила. 
В её глазах прочитал в поле кречета, 
Дикий мёд и зверобой. 

А разум запахом трав задурманило,
Бросало в пламень костра - не поранило.
Хватало сил до утра и, как правило,
Костры над рекой.

На фонарных столбах на улицах ада
Линчеванный вождь по воле народа.
Мне только больно за за косматого сторожа сада,
Который не займёт своё место у входа.

А музыки столько, что можно оглохнуть.
А света побольше, чем можно представить.
А тепла ровно столько, чтоб не подохнуть.
Спички, сигареты и память.

Не о такой я мечтал - не тебе чета.
Ладонь в ладонях держал - не перечила.
В её глазах прочитал в поле кречета,
Дикий мед и зверобой.

Была беременна, но нецелована,
В морозы с крышею перезимована.
А поливала вином и без повода,
А не слезой.

На шее мерзкая блядь и не выменять,
Её не снять, не продать за тот гривенник.
Кабы подохнуть, начать снова с вымени...
Бог мой!
****
                      Друзья любили и бросали первые камни,
                   А собаки ласкали и кусали за ноги.
                           Я смотрел в окно - смерть захлопывала ставни,
                       А дороги в клондайк приводили в остроги.
Я из лука стрелял, чтобы невесту...
Я лягушек ласкал, думал - царевны...
Я драконов искал, чтоб спасти невесту,
Удилами закусывал нервы.
        Не о такой я мечтал - не тебе чета.
            Ладонь в ладонях держал - не перечила.
         В ее глазах прочитал в поле кречета,
               Дикий мед и зверобой.
         А разум запахом трав задурманило,
            Бросало в пламень костра - не поранило
          .Хватало сил до утра и, как правило,
           Костры над рекой.
На фонарных столбах на улицах ада
Линчеванный вождь по воле народа.
Не болей за косматого сторожа сада,
Который не займет свое место у входа.
А музыки столько, что можно оглохнуть.
А света побольше, чем можно представить.
И ворон столько, чтоб не подохнуть.
Спички, сигареты и память.
Не о такой я мечтал - не тебе чета.
Ладонь в ладонях держал - не перечила.
В ее глазах прочитал в поле кречета,
Дикий мед и зверобой.
Была беременна, но нецелована,
Два раза с крышею перезимована.
А поливала вином и без повода,
А не слезой.
На шее мерзкая блядь и не выменять,
Ее не снять, не продать за тот гривенник.
Кабы потоп не начать снова с вымени...
Бог мой!