Ты славить его не проси меня.
Днем от свечи не станет светлей.
А что слава – лишь ржа на имени…
Слушай, что я скажу о моем короле.
О том, как щедр на дружбу он был,
О том, как он смеяться умел,
О том, как он веселье любил,
А пел... Да что там – твой менестрель.
О том, как слово умел держать,
О том, как за грех он чужой платил,
О том, какой преданный был он брат,
И о том, как братом он предан был.
О том, как мы шли в бездонной ночи,
И мечами могилы рубили во льдах,
О том, как к рукам примерзали мечи,
А слёзы леденили глаза.
Как изорванный шелк наших гордых знамен
Осенял спокойствие мертвых лиц,
Как проклятья в устах замерзали льдом,
А в сердцах умирали слова молитв.
Из ладоней распоротых, как из чаш,
Мы на тризнах пили кровь, как вино.
С нами плакал и пил повелитель наш,
Он всегда и во всем с нами был заодно.
Пусть о победах другой поет,
А я о бедах тебе пропою.
Он видел, как гибнет его народ,
И проклял горькую клятву свою.
Мы утратили все, нам осталась лишь честь,
Да слава бесполезных боев,
Да пышных сказаний мишурная лесть,
Да хвалебных песен цветное вранье.
Мы все потеряли во славу богов,
Нам стало наградой проклятие их,
Нам стали наградой потери да боль,
Забвения мертвых, изгнанье живых.
А когда он в последний бой уходил,
Я понял, он не вернется назад.
Он сказал, что за все ответит один,
Я не мог ему посмотреть в глаза.
Я лишь видел, как на север нес его конь,
Как лазурный плащ летел за спиной,
Как бился волос золотых огонь,
Как прощально рог его пел боевой.
Пусть другой наврёт про количество ран.
Пусть другой наврёт про каждый удар.
Пусть наврет, что могуч, как скала, был враг,
И что слаб перед ним был мой государь.
Я скажу одно – меня не было там.
Я скажу - мне себя теперь не простить.
Я скажу… да что я могу сказать?
Ты славить его меня не проси.