Он всегда косолапил, когда ходил,
И как-то странно поводил плечом.
У него было невнятное лицо,
С таким лицом хорошо быть палачом.
Лицо его было как сморщенное яблоко,
Забытое червями в первом снегу.
И сколько не силюсь, но цвет его глаз
Я почему-то вспомнить никак не могу.

Лет 15 назад у него был плащ,
Такой, из болоньи, рублей за 30.
Их продавали на каждом углу.
Их слали за водку нам прибалтийцы.
И у него был портфель крокодиловой кожи,
Но кожа была стопроцентный кожзам.
Что он носил в этом портфеле,
Не знал никто, и не ведал он сам.
Явно портфель был пустой,
Без вопросов, наверняка.
Я вспомнил, как я прозвал его -
Янки Додсон, я звал его Янки Додсон.

Каждое утро на втором этаже
Я всегда пил кофе и смотрел во двор.
Он проходил в своем сером плаще,
Слегка озираясь, как опытный вор.
И когда он скрывался за кустами, вдоль тропки -
А кустов во дворе у нас было много -
Я всегда говорил себе: "Янки Додсон,
Я знаю, чем кончится эта дорога".

Я всегда называл его
Именно так -
Я всегда называл его
Янки Додсон, я звал его Янки Додсон.

А когда вечерело, и мы с друзьями
Пили вино или пели песни,
Он всегда проходил мимо нас
В плаще нараспашку, суров, но весел.
Походка его не была очень твердой,
Но он крепко держал свой портфель под мышкой.
Мы кричали ему: "Выпей с нами, Додсон".
А он отвечал: "Пошли вы на хуй, мальчишки!"

Именно за это я и прозвал его - Янки Додсон.
Я звал его Янки Додсон.