Он душу к небу нес, как на руках невесту.
 Дрожал канатный мост и обрывался в бездну.
Он вслушивался в шепот серафимов,
Далекий и прекрасный, как гроза.
А искушенье было – быть любимым,
Но в безрассудстве сердцу отказать.

Он вглядывался в лица, но мадонна Лита
Была то облаками, то вуалью скрыта.
И тени были сумрачны, как своды,
А своды, словно воля холодны.
Он той одной-единственной свободы
Не мог принять, не чувствуя вины.

Она же, словно о душе не знает вовсе.
Крестом неторопливо вышивает розы.
И день-деньской мурлычет те кантаты,
Что кто-то в белом пел и пел во сне.
И не она же, право виновата,
Что все о нем, о нем и о весне,
О белом флаге поднятом, о шпаге,
Изломанной и брошенной к ногам,
О тех словах, что не отдать бумаге,
О той любви, что не отдать словам.