self portrait

солнце впивается в сетчатку глаз,
заставляя жмуриться и нервно подрагивать.
в этой дороге нет ничего для нас
примечательного. мне просто нужно расслабиться.

деревья шепчут о шаткости пути,
о том, что "все не будет так легко, как кажется",
но бытовуха завязывает на моей шеи шнурки,
то в узел, то в петлю, то в бабочку. 

ежедневная канитель бренности:
дом, работа, работа, дом. 
и везде (повсеместно) бред нести,
как доказывать атеисту, что есть Бог.

я видел в глазах боль утрат,
чья нить была связана с сердцами людей,
при наличии электричества в их домах
все равно отсутствовал свет.

на этой дороге изобилие ям, кочек, изъянов,
так что пройти эту жизнь будет нелегко.
но надо выходить из ряда, выбираться из ямы,
чтобы достать до горизонта костлявой рукой. 

я много раз закрывался в комнате,
сидели вшестером: я, четыре стены и тоска.
мы говорили, в частности о погоде:
почему так паршиво в снегопад?

что я вижу на этих просторах?
тропинки безлюдны, как город первого января.
в этих краях нет привычных заборов,
что мешают нарушить градусы прямого угла. 

я вдоволь насмотрелся на людей.
осточертели, простите, но правда. 
я стараюсь. я продолжаю терпеть,
но мне чужды вашей игры правила. 

я устал. но у меня хватит слов,
чтобы подарить частичку себя каждому.
пусть большинству из вас все равно, 
но я все эти годы был только бумажным.

что я чувствовал? о ком писал?
что пил и засыпал в каких вагонах?
киньте камень. в меня, хоть один из вас
если он каждую букву понял,
если он прочувствовал всю боль,
если туфли целовали столько же дорог.
кинь в меня камень, друг, если ты такой
же. кинь камень. в ребра. в левый бок.

и видит Бог глаза щемящие твои,
и в тот момент пойму я, что не зря
писал все эти вот стихи. 
а ты поймешь, что

кинул камень 
в 
самого себя.