Час зачатья я помню неточно.
 Значит, память моя однобока.
 Но зачат я был ночью, порочно,
 И явился на свет не до срока.
 Я рождался не в муках, не в злобе,
 Девять месяцев - это не лет.
 Первый срок отбывал я в утробе:
 Ничего там хорошего нет.

 Спасибо вам святители, что плюнули да дунули,
 Что вдруг мои родители зачать меня задумали,
 В те времена укромные, теперь почти былинные,
 Когда срока огромные брели в этапы длинные.
 Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее,
 А вот живет же братия - моя честна компания.

 Ходу, думушки резвые, ходу,
 Слово, строченьки, милые, слово!
 В первый раз получил я свободу
 По указу от тридцать восьмого.
 Знать бы мне, кто так долго мурыжил -
 Отыгрался бы на подлеце,
 Но родился и жил я и выжил,
 Дом на Первой Мещанской в конце.

 Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
 Соседушка с соседушкою баловались водочкой.
 Все жили вровень, скромно так: система коридорная,
 На тридцать восемь комнаток всего одна уборная.
 Здесь зуб на зуб не попадал, не грела телогреечка.
 Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка.

 Не боялась сирены соседка,
 И привыкла к ней мать понемногу.
 И плевал я, здоровый трехлетка,
 На воздушную эту тревогу.
 Да не все то, что сверху от бога -
 И народ зажигалки тушил.
 И, как малая фронту подмога,
 Мой песок и дырявый кувшин.

 И било солнце в три ручья, сквозь дыры крыш просеяно
 На Евдоким Кириллыча и Кисю Моисеевну.
 Она ему: Как сыновья? - Да без вести пропавшие!
 Эх, Киська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие.
 Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие.-
 Мои - без вести павшие, твои - безвинно севшие.

 Я ушел от пеленок и сосок,
 Поживал - не забыт, не заброшен.
 И дразнили меня "недоносок",
 Хоть и был я нормально доношен.
 Маскировку пытался срывать я,
 - Пленных гонят,- чего ж мы дрожим?
 Возвращались отцы наши, братья
 По домам, по своим да чужим.

 У тети Зины кофточка с драконами, да змеями -
 То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями.
 Трофейная Япония, трофейная Германия:
 Пришла страна Лимония - сплошная чемодания.
 Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я,
 А из эвакуации толпой валили штатские.

 Осмотрелись они, оклемались,
 Похмелились, потом протрезвели.
 И отплакали те, кто дождались,
 Недождавшиеся отревели.
 Стал метро рыть отец Витькин с Генкой,
 Мы спросили:- зачем? - Он в ответ,
 Мол, коридоры кончаются стенкой,
 А тоннели выводят на свет.

 Пророчество папашино не слушал Витька с корешом:
 Из коридора нашего в тюремный коридор ушел.
 Да он всегда был спорщиком, припрешь к стене - откажется
 Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется.
 Но у отцов свои умы, а что до нас касательно,
 На жизнь засматривались мы вполне самостоятельно.

 Все - от нас до почти годовалых
 Толковищу  вели  до кровянки,
 А в подвалах и полуподвалах
 Ребятишкам хотелось под танки.
 Не досталось им даже по пуле,
 В ремеслухе живи не тужи.
 Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули -
 Из напильников сделать ножи.

 Они воткнутся в легкие
 От никотина черные,
 По рукоятки легкие трехцветные наборные.
 Вели дела отменные сопливые острожники.
 На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики.
 Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами,
 И вот ушли романтики из подворотен ворами.

 Было время и были подвалы,
 Было дело и цены снижали.
 И текли, куда надо, каналы
 И в конце, куда надо, впадали.
 Дети бывших старшин да майоров
 До бедовых широт поднялись,
 Потому, что из всех коридоров
 Им казалось сподручнее вниз.

 1975