Меж двух небес
              (начала и конца),
меж двух стихий
              (как в кресле брадобрея —
меж двух зеркал),
              стремительно старея,
живешь на этом тесном пятачке,
в двух зеркалах бессчетно повторяясь
и постепенно в них сходя на нет,
там, за чертой,
              за гранью дней и лет,
последним звуком нисходящей гаммы.

Две бронзы. Две латуни. Два стекла.
Два тонких слоя ртутной амальгамы.
Вот тайна и развязка этой драмы.
Меж двух стихий
               (начала и конца),
меж двух страстей
               (как в кресле брадобрея —
меж двух зеркал)...
                Гораций и Катулл,
Шекспир и Дант сидели в этом кресле.
Они ушли. Они навек воскресли
и в глубине зеркал остались жить.

Ну что ж, мой друг,
                 приходит наше время.
Эй, брадобрей, побрить и освежить!..
И вдруг поймешь —
                ты жизнь успел прожить,
и, задохнувшись
              (годы пролетели),
вдруг ощутишь,
               как твоего чела
легко коснулись вещие крыла
благословенной пушкинской метели...

Ну что ж, мой друг,
                  двух жизней нам не жить,
и есть восхода час
                  и час захода.
Но выбор есть,
            и дивная свобода
в том выборе, где голову сложить!