Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк.

«Вот стоят они, говорил он в сердце своём,
вот смеются они: они не понимают меня,
мои речи не для этих ушей.

Неужели нужно сперва разодрать им уши,
чтобы научились они слушать глазами?

Неужели надо греметь,
как литавры и как проповедники покаяния?
Или верят они только заикающемуся?
У них есть нечто, чем гордятся они.
Но как называют они то, что делает их гордыми?
Они называют это культурою,
она отличает их от козопасов.
Поэтому не любят они слышать о себе
слово «презрение».
Буду же говорить я к их гордости.
Буду же говорить я им о самом презренном существе, а это и есть последний человек».
И так говорил Заратустра к народу:
Настало время,
чтобы человек поставил себе цель свою.
Настало время, чтобы человек посадил
росток высшей надежды своей.
Его почва ещё достаточно богата для этого.
Но эта почва будет когда-нибудь
бедной и бесплодной,
и ни одно высокое дерево
не будет больше расти на ней.

Горе! Приближается время, когда человек
не пустит более стрелы тоски своей
выше человека и тетива лука его
разучится дрожать!
Я говорю вам:
нужно носить в себе ещё хаос,
чтобы быть в состоянии
родить танцующую звезду.

Я говорю вам: в вас есть ещё хаос.
Горе! Приближается время,
когда человек не родит больше звезды.

Горе! Приближается время
самого презренного человека,
который уже не может презирать
самого себя.

Смотрите!
Я показываю вам последнего человека.

«Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?» -
так вопрошает последний человек и моргает.
Земля стала маленькой,
и по ней прыгает последний человек, делающий всё маленьким.
Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живёт дольше всех.
«Счастье найдено нами», - говорят последние люди, и моргают.
Они покинули страны,
где было холодно жить:
ибо им необходимо тепло.
Также любят они соседа и жмутся к нему: ибо им необходимо тепло.
Захворать или быть недоверчивым считается у них грехом:
ибо ходят они осмотрительно.
Одни безумцы ещё спотыкаются о камни или о людей!
От времени до времени немного яду:
это вызывает приятные сны.
А в конце побольше яду,
чтобы приятно умереть.
Они ещё трудятся,
ибо труд - развлечение.
Но они заботятся,
чтобы развлечение не утомляло их.
Не будет более ни бедных, ни богатых:
то и другое слишком хлопотно.
И кто захотел бы ещё управлять?
И кто повиноваться?
То и другое слишком хлопотно.
Нет пастуха, одно лишь стадо!
Каждый желает равенства, все равны:
кто чувствует иначе,
тот добровольно идёт в сумасшедший дом.
«Прежде весь мир был сумасшедший», -
говорят самые умные из них, и моргают.

Все умны и знают всё, что было;
так что можно смеяться без конца.
Они ещё ссорятся,
но скоро мирятся -
иначе это расстраивало бы желудок.
У них есть своё удовольствьице для дня
и свое удовольствьице для ночи;
но здоровье - выше всего.
«Счастье найдено нами», -
говорят последние люди,  и моргают.
Здесь окончилась первая речь Заратустры,
называемая также «Предисловием»,
ибо на этом месте его прервали крик
и радость толпы.
«Дай нам этого последнего человека,
о Заратустра, -
так восклицали они, - сделай нас похожими
на этих последних людей!
И мы подарим тебе сверхчеловека!»
И все радовались и щёлкали языком.
Но Заратустра стал печален
и сказал в сердце своём:
«Они не понимают меня:
мои речи не для этих ушей.
Очевидно, я слишком долго жил на горе, слишком часто слушал ручьи и деревья: теперь я говорю им, как козопасам.
Непреклонна  душа  моя  и   светла,
как   горы   в   час дополуденный.
Но  они  думают,  что холоден я
и что говорю я со смехом ужасные шутки.
И вот они смотрят на меня и смеются,
и,  смеясь,  они  еще ненавидят меня.
Лед в смехе их.