Píšu Vám, drahá Valeri
   řádků pár plných důvěry 
   jsem žebrák a ne důstojník své armády. 
 
Platím daň vlastní [bad word] 
   a všude mráz, lezoucí do kostí 
   a do svítání chybí možná hodina,
   tady u Borodina. 
 
R: Jako vích hořela Moskva. 
   Teď na koních hordy kozáků nás ženou 
   a Bonaparte odjel [bad word]  zasněženou. 
 
Vzpomínám drahá Valeri 
   na úsměv Váš a scénu opery, 
   ne Elysejská pole a žár Paříže. 
 
Holá smrt nás teď očistí 
   s myšlenkou zašlé kořisti, 
   všechna sláva jednou končí a den začíná, 
   tady u Borodina. 

R: Jako vích hořela Moskva. 
   Teď na koních hordy kozáků nás ženou 
   a Bonaparte odjel [bad word]  zasněženou.
   Klečím na kolenou. 

Письмо с Бородинского поля

Пишу Вам, дорогая Валери,
    несколько строк, чтобы признаться,
    что отныне я нищий, а не офицер своей армии.
 
Плачу дань собственной жестокости
    А мороз здесь такой лютый, пробирает до костей
    и, возможно, рассвет для нас уже не наступит    
    никогда -
    здесь, на Бородинском поле.
 
R: Как факел горела Москва.
    Теперь орды казаков на лошадях гонят нас 
    Господь оставил Бонапарта один на один
    с заснеженной Русью.
 
Я помню, дорогая Валери,
    Вашу улыбку и оперную сцену
    На Елисейских полях, и тёплую осень в Париже.
 
Босая смерть уничтожит нас сейчас
    вместе с нашей идеей и трофеями
    Вся слава в одночасье закончилась там же, где
    и началась, -
    здесь, на Бородинском поле.
 
R: Как факел горела Москва.
    Теперь орды казаков на лошадях гонят нас 
    Господь оставил Бонапарта один на один
    с заснеженной Русью. 
    
    Вспоминаю,
    опустившись на колени...
    Опустившись на колени...