Сальери

Все говорят: нет правды на земле.
 Но правды нет — и выше. Для меня
 Так это ясно, как простая гамма.
 Родился я с любовию к искусству;
 Ребенком будучи, когда высоко
 Звучал орган в старинной церкви нашей,
 Я слушал и заслушивался — слезы
 Невольные и сладкие текли.
 Отверг я рано праздные забавы;
 Науки, чуждые музыке, были
 Постылы мне; упрямо и надменно
 От них отрекся я и предался
 Одной музыке. Труден первый шаг
 И скучен первый путь. Преодолел
 Я ранние невзгоды. Ремесло
 Поставил я подножием искусству;
 Я сделался ремесленник: перстам
 Придал послушную, сухую беглость
 И верность уху. Звуки умертвив,
 Музыку я разъял, как труп. Поверил
 Я алгеброй гармонию. Тогда
 Уже дерзнул, в науке искушенный,
 Предаться неге творческой мечты.
 Я стал творить; но в тишине, но в тайне,
 Не смея помышлять еще о славе.
 Нередко, просидев в безмолвной келье
 Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
 Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
 Я жег мой труд и холодно смотрел,
 Как мысль моя и звуки, мной рождены,
 Пылая, с легким дымом исчезали.

Усильным, напряженным постоянством
 Я наконец в искусстве безграничном
 Достигнул степени высокой. Слава
 Мне улыбнулась; я в сердцах людей
 Нашел созвучия своим созданьям.
 Я счастлив был: я наслаждался мирно
 Своим трудом, успехом, славой; также
 Трудами и успехами друзей,
 Товарищей моих в искусстве дивном.
 Нет! никогда я зависти не знал,

Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
 Змеей, людьми растоптанною, вживе
 Песок и пыль грызущею бессильно?
 Никто!... А ныне — сам сказу — я ныне
 Завистник. Я завидую; глубоко,
 Мучительно завидую. — О небо!
 Где ж правота, когда священный дар,
 Когда бессмертный гений — не в награду
 Любви горящей, самоотверженья,
 Трудов, усердия, молений послан —
 А озаряет голову безумца,
 Гуляки праздного?... О Моцарт, Моцарт!

(Входит Моцарт.)