Чехов. «Крыжовник». 

Ночью мысли пришли ко мне.
(Я соображал) как, в сущности, много
довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту
жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых,
кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие,
вранье... Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из
пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы вскрикнул, громко
возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят,
ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат
на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые
страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Все
тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума
сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания... И
такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо
только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания
счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого
довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно
напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив,
жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь,
бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит
и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и
мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, - и все обстоит
благополучно.