Пока пустели города, искал себя,
Непонятно где, непонятно как.
Я ведь той осени глупое дитя,
Так любил и ждал опиумный мак.

Вены выворачивало проволокой колючей,
Шершавый язык еле выговаривал слова.
Было трудно оставаться для себя неизученным,
Когда на части тоска, не жалея рвала.

Выговариваться мог только в стихах,
Об которые нагло вытирали ноги.
Искал смысл в людях – дураках,
И оставлял кого-то одиноким.

Мои расшатанные нервы рвались,
Мысли кромсали зубами изнутри.
Оставили те, кто клялись,
Что не бросят в холодной ночи.