Когда я увидел ее в первый раз... Все в моей голове затихло.
Все тики, все постоянно мельтешащие картинки просто исчезли.
Когда у вас обсессивно-компульсивное расстройство, у вас в действительности не бывает спокойных моментов.
Даже в кровати, я думаю:
Я закрыл двери? Да.
Я помыл руки? Да.
Я закрыл двери? Да.
Я помыл руки. Да.
Но когда я увидел ее, единственной вещью, о которой я мог думать, был изгиб ее губ, походящий на изгиб заколки для волос.
Или ресничка на ее щеке.
Ресничка на ее щеке.
Ресничка на ее щеке.
Я знал, что должен заговорить с ней.
Я пригласил ее на свидание шесть раз за тридцать секунд.
Она сказала «да» после третьего, но ни один из них не звучал правильно, так что мне нужно было продолжать.
На первом свидании я больше времени потратил на сортировку продуктов по цвету, чем на еду или разговор с ней. Но ей понравилось.
Ей нравилось, что я должен был поцеловать ее на прощание шестнадцать раз или двадцать четыре раза, если была среда.
Ей нравилось, что я мог идти домой бесконечно, потому что на тротуаре было много трещин.
Когда мы стали жить вместе, она сказала, что чувствует себя в безопасности, так как никто никогда не сможет нас ограбить, потому что я точно закрыл дверь — восемнадцать раз.
Я всегда смотрел на ее рот, когда она говорила.
Когда она говорила.
Когда она говорила.
Когда она говорила.
Когда она говорила.
Когда она говорила, что любит меня, уголки ее рта приподнимались.
Ночью она лежала в кровати и смотрела, как я выключал свет и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал, и включал, и выключал.
Она закрывала свои глаза и представляла, что дни и ночи проносятся мимо нее.
Однажды утром я стал ее целовать на прощание, но она ушла, потому что опоздала бы из-за меня на работу.
Когда я остановился перед трещиной на тротуаре, она просто продолжила идти.
Когда она сказала, что любит меня, ее рот остался прямым.
Она сказала, что я забираю слишком много ее времени.
На прошлой неделе она стала ночевать у мамы.
Она сказала, что не должна была позволять мне привязываться к ней. Что это все было ошибкой.
Но как это может быть ошибкой, если мне не нужно мыть руки после того, как я дотрагиваюсь до нее?
Любовь не может быть ошибкой. И меня убивает то, что она может просто сбежать от этого, а я нет.
Я не могу пойти и найти кого-то другого, потому что я всегда думаю о ней.
Обычно, когда вещь мной завладевает, я начинаю видеть микробов, проникающих под мою кожу. Или вижу, как меня сбивает нескончаемой чередой машин. А она была первой прекрасной вещью, на которой меня заклинило.
Я хочу просыпаться каждым утром, думая о том, как она держится за руль. Как она поворачивает вентили в душе, словно открывая сейф.
Как она задувает свечи.
Задувает свечи.
Задувает свечи.
Задувает свечи.
Задувает...
Сейчас я просто думаю о ком-то, кто целует ее. Я не могу дышать, потому что он целует ее всего один раз и ему плевать — вдруг этот раз не идеален.
Я хочу ее вернуть — так сильно.
Я оставляю дверь незапертой.
Я оставляю свет включенным.