Скажи ка мне дядя без всякой пизды,
Ведь даром палили пожаром.
Просрали Москву, Кемскую волость,
Бразды управления, отдали Хазарам.

Святыни у псов, глаза на засов,
Ленивые жопы на печке.
Горыныч у дев, Чухонцу лесов,
Терпильнику шкалик и свечку.

Великий народ на прадедовых плитах
Вприсядку, ни срама, ни веры
Кривые улыбки на рожах побитых,
В карманах стучат револьверы.

В дремучей перди, хочешь выпить - кради, пир горою, и на пропалую
Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя.

Возможно, ты будешь одет -
В неглаженный китель сержанта.
А может чумной балахон Punks not dead
В очках и чекистской кожанке.

А может ты  будешь застольным кентом,
Острить, подливать, называть меня brother.
Но ты не смекитишь ни разу о том,
Что я тебя выкупил сразу.

По липкому меду в устах,
По шустрым глазам, по прищуру
В зрачках я увижу еврея на лубянских крестах,
и угли  из адских печурок.

**** и больной ***в груди, весь черный, как Гарлемский хуй
Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя

Обстрел над Белградом и вот ты в окопе,
Один, как лычка на рваном погоне.
Тебя обложили, во фляжке последний глоток,
Отрублена связь с Пентагоном.

Последний патрон отсырел,
А рядом вповалку, двенадцать разбухших корнетов.
В воде не тонул, в огне не горел,
Так и помер разменной монетой.

А дома седая невеста -
Хранит твои письма, кусает губища.
И бьется листва об холодный гранит,
На ветряном сельском кладбище.

Медведки ползут из пробитой груди, опарыши в лоне балуют
Иуда приди, мир так ждал твоего поцелуя
Чернявые чандалы, Брэнданы Ли,
Над рваной помойкой играют.
*** проебали в лапту
Куркули, забор на дрова разбирают.

В Огне с головою, ушли полюса,
Заводы ревут и борзеют.
В спартанских, чудских, хиросимских
Детей голоса у черных руин Колизея.

Приди, пятиногий пиздец и наступит весна,
За окнами каменной крытки.
От жраки, распухнет десна,
коллеге пришлет Санта Клаус открытку.

Воздастся трусливым рабам, толстобрюхим делягам, и сытым холуям
Иуда приди, и кнутом по губам.