ЛИЧНОЕ СВИДАНИЕ 

Я отбывал в Сибири наказанье, 
считался работящим мужиком 
и заработал личное свиданье 
с женой любимой собственным горбом. 

Я написал: «Явись, жена, соскучился, 
здесь в трех верстах от лагеря вокзал». 
Я ждал жену, ждать перестал, измучился 
да без конца на крышу залезал. 

Заныло сердце, как увидел бедную, 
согнулась до земли от рюкзака. 
Но на нее, на бабу неприметную, 
с барачной крыши заручись зека. 

Торчал я перед вахтою взволнованный, 
там надзиратель делал бабе шмон, 
но было мною в письмах растолковано, 
как под подол притырить самогон. 

Вот заперли нас в комнате свидания, 
дуреха ни жива и ни мертва, 
а я, как на судебном заседании, 
краснел и перепутывал слова. 

Она присела, милая, на лавочку, 
а я прилег на старенький матрац, 
вчера здесь спал с женой растратчик Лавочкин, 
позавчера – карманник Моня Кац. 

Обоев серый цвет изрядно вылинял, 
в двери железной кругленький глазок, 
в углу портрет товарища Калинина 
молчит, как в нашей хате образок. 

Потолковали, выпил самогона я 
и самосаду закурил... Эх, жисть! 
Стели, жена, стели постель казенную, 
да, как бывало, рядышком ложись. 

Дежурные в глазок бросают шуточки, 
орут зека тоскливо за окном: 
«Отдай, Степан, супругу на минуточку, 
на всех ее пожиже разведем». 

Ах, люди, люди, люди вы несерьезные, 
вам не хватает нервных докторов, 
ведь здесь жена, а не быки колхозные 
огуливают вашенских коров. 

И зло берет, и чтой-то жалко каждого, 
да с каждым не поделишься женой... 
...на зорьке, как по сердцу, бил с оттяжкою 
по рельсу железякою конвой. 

Налей, жена, полкружки на прощание, 
садись одна в зелененький вагон, 
не унывай, зимой дадут свидание, 
не забывай, да не меня, вот глупая, 
не забывай, как прятать самогон.