Не смог пропустить тебя взглядом мимо,
Ты стояла у витрины магазина.
Ты выбирала платье, 
Хотел бы знать я,
Как подойти к ней, просто обнять её.
Спросить: о настоящем, как дела вообще? 
И куча мелочей:
Коляска и ребенок чей?
Как там дома, давно ли сменили соседей?
Помнишь, сажали деревья,
Когда были дети?
Наши прогулки до утра,
Лавочки и парки, 
Там где гуляла детвора
Сейчас гуляют нарки.
Ты моя первая любовь, 
Глаза в глаза.
Жалею, что не смог тогда этого сказать.
Когда-то нам было по 15 лет,
Одна любовь, другие связи,
Тот же сюжет.
Стали по-старше - сменили города, 
Зная, что чувствам не изменим никогда.
Ты моя первая любовь, давай помолчим.
Вижу, как прячешь ранние пряди седин.
Кидала жизнь, видимо, била бортами
И то, что было между нами писали стихами.
Ты моя первая любовь, ведь из-за тебя
Начал писать американский этот яд.
Не было стимула писать
Стихами, как Пушкин
Я ведь хотел, чтоб они рыдали в подушки.
Я так мечтал укрывать тебя ночью,
Ведь холод, так и хотел
Пробраться к нам в кровать.
И этот стон, в такт, скрипучему полу
Наша любовь нам не даст с тобой по-спать.
А мне так нравятся вздохи твои,
Ведь я хотел сгореть от любви.
Мысли пустые, сердце наполнено счастьем 
Бьётся в такт, нашей ускоренной страсти.
В моей власти ты, прекрасная леди
Я рад тебе, как конструктору дети.
Наверно, сбредил, после того, как узнал
Любовь прошла, кто-то её поломал.
А ты стоишь тут, в метрах ста от меня
Хоть и тянет меня всё поменять,
Снова начать, заново строить мосты.
Но моя первая любовь не сможет остыть.
 Ты моя первая любовь, давай помолчим.
Вижу, как прячешь ранние пряди седин.
Кидала жизнь, видимо, била бортами
И то, что было между нами писали стихами.
Ты моя первая любовь, ведь из-за тебя
Начал писать американский этот яд.
 Не было стимула писать
Стихами, как Пушкин,
Я ведь хотел, чтоб они рыдали в подушки.
 Ты моя первая любовь, давай помолчим.
Вижу, как прячешь ранние пряди седин.
Кидала жизнь, видимо, била бортами
И то, что было между нами писали стихами.
 Ты моя первая любовь, ведь из-за тебя
Начал писать американский этот яд.
 Не было стимула писать
Стихами, как Пушкин,
Я ведь хотел, чтоб они рыдали в подушки.