Посмотри - я умираю - и не плачь,
Хорохорится молоденький палач,
Смотрит прямо фараоном,
Но под красным балахоном
Необкатанное сердце мчится вскачь.

А на мне рубаха белая до пят,
Полы шелковые взгляды шевелят.
С кем гуляла, кого била,
Чьих любимых хоронила,
Мне вослед во все глаза глядят, глядят.

Улыбаюсь, распрямляюсь и стою
В бесконечном, во невидимом строю.
На веселом лобном месте,
Слушай, вдовы да невесты,
Слушай, белый, слушай, серый - я пою.

Умоляю, сгинь, заклинаю, встань
В ледяную синь, в студеную рань.
Запали костер на крутой горе,
Созови сестер ко святой золе.

А до солнышка я туда приду,
Чтобы с вами быть, чтобы с вами пить,
Чтоб до донышка утолить беду,
Не молить, не бить, не любить, не жить.

Раззудись, плечо, размахнись рука!
Сердцу горячо да знобит бока.
А вокруг светло от горящих глаз,
Разольет тепло загулящий пляс.

Под ногами ночь, впереди заря,
Не могешь помочь, так не суйся зря!
В том, что я такой, нет моей вины -
Не хотят домой внуки Сатаны.

... Затуманился, занялся рассвет,
Ты оглянешься - а меня уж нет.
Не кричи, не плачь - все равно пора,
Не торчи, палач, посередь двора!

Первый луч зари порешит сестер,
А на счете "три" догорит костер.
Мой нательный крест - самый тяжкий грех,
Разнесет окрест сумасшедший смех.

Что, шумит в ушах? Это кровь моя.
Вон летит душа - это ты, не я.

Засверкает золоченое копье,
Запорхает по дорогам воронье,
Ни отбоев, ни побудок,
Во запое незабудок
В поле чистом войско сгинуло мое.

Только тот, кого в борьбе с абстрактным злом
Отпущения назначили козлом,
Кто не нашим и не вашим,
На прощанье мне помашет,
Окаянной, перепончатым крылом.

Слышишь, колокол, а рядышком труба?
Вновь с пророком перепутали раба!
Снова плахи, кровь и пламя,
Снова страх идет за нами,
Холод, голод, тишь и ржавая трава.

Умоляю - сгинь, заклинаю - встань,
В ледяную синь, в студеную рань.
В том, что я такой, нет моей вины,
Не хотят домой внуки Сатаны.
Что - шумит в ушах? Это кровь моя,
Вон летит душа - это ты, не я...