25 сентября 1893 г.

     Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда не
увидимся.  Помни это  так  же  твердо,  как  и я. Ты не  хотел  разлуки,  ты
согласился бы  на  все, лишь бы  нам  быть вместе. Но мы должны  расстаться,
чтобы  ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самой
себе, и нам  обоим  вместе...  Но я не жалею, что  сделала это, хотя  ты так
плакал, зарывшись в  подушки  нашей постели.  Два  раза ты  подымал  голову,
смотрел на меня жалобным, молящим  взглядом... Какое у тебя было пылающее  и
несчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез,
я чувствовала их, они жгли мне руки.
     Сейчас мы оба  жестоко страдаем. Мне  все  это кажется тяжелым  сном. В
первые дни просто нельзя будет поверить; и  еще  несколько месяцев нам будет
больно, а затем придет исцеление.
     И только тогда я вновь стану тебе  писать,  ведь мы решили, что я  буду
писать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса ты
никогда  не узнаешь и мои  письма будут единственной связующей нитью, но она
не даст нашей разлуке стать окончательным разрывом.
     Целую  тебя в  последний  раз,  целую  нежно, нежно, совсем безгрешным,
тихим поцелуем --ведь нас разделяет такое большое расстояние!..

25 сентября 1894 г.

     Дорогой мой, маленький  мой Луи! Я снова говорю  с тобою,  как обещала.
Вот уж год,  как  мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все  еще связаны
друг  с другом, и  всякий раз, когда я думаю  о тебе, я  не могу не  ощущать
твоей боли.
     И все  же  минувшие двенадцать  месяцев сделали свое дело:  накинули на
прошлое  траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные  мелочи стушевались,
иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; если
что-нибудь случайно о них напомнит.
     Я как-то попыталась и  не могла представить себе выражение твоего лица,
когда впервые тебя увидела.
     Попробуй и ты вспомнить мой  взгляд, когда ты увидел меня впервые, и ты
поймешь, что все на свете стирается.
     Недавно  я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее  весело
заиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась.
     Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным  вновь
этому  научиться.  И  все-таки,  я  тебе  говорю,  однажды я,  против  воли,
улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так  --
радуясь хорошей  погоде или сознанию, что у  тебя впереди какое-то  будущее.
Да, да, подними голову и улыбнись.

17 декабря 1899 г.

     И вот я  снова  с тобой,  дорогой  мой Луи. Я -- как сон, не правда ли?
Появляюсь, когда мне  вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг все
пусто  и  темно.  Я  прихожу и  ухожу, я  совсем  близко, но  ко мне  нельзя
прикоснуться.
     Я не чувствую себя несчастной.  Ко  мне вернулась бодрость,  потому что
каждый  день  наступает утро и, как всегда, сменяются  времена  года. Солнце
сияет так ласково,  хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной свет
полон благожелательности.
     Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала,
что  вот  мне стало  смешно,  а теперь уж и  не  перечесть,  сколько  раз  я
смеялась.
     Вчера  было  гулянье. На  закате солнца  всюду теснились толпы нарядных
людей.  Пестро,  красиво,  похоже  на  цветник.  И  среди  такого  множества
довольных людей я почувствовала себя счастливой.
     Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отныне
я обратилась в новую веру -- я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы с
тобой  как-то  рассуждали  о самоотверженности в  любви, не  очень-то хорошо
понимая ее... Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить.

6 июля 1904 г.

     Годы  проходят!  Одиннадцать  лет! Я уезжала далеко, вернулась и  вновь
собираюсь уехать.
     У тебя,  конечно,  свой дом, дорогой мой  Луи