Есть в военном приказе такие слова,
На которые только в тяжелом бою, да и то не всегда,
Получает права командир, подымающий роту свою.

Год двадцатый. Коней одичалых галоп.
Перекоп. Эшелоны. Тифозная тьма.
Интервентская пуля, летящая в лоб,
И не встать под обстрелом, сводящим с ума.

Полк шинели на проволоку побросал,
Но стучит над шинельным сукном пулемёт.
И тогда еле слышно сказал комиссар;
"Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!"

Летним утром граната упала в траву,
В приграничном селе покачнулись дома,
"Мессершмитты" плеснули огонь в синеву,
И не встать под обстрелом, сводящим с ума.

И над взорванной Волгой из мёртвых квартир
В Сталинграде без роздыха бил пулемёт.
И тогда еле слышно сказал командир:
"Коммунисты, вперёд! Коммунисты, вперёд!"

Есть в военном приказе такие слова,
Но они не подвластны уставам войны,
Есть - превыше устава - такие права,
Что не всем получившим оружье даны.

Под февральскими тучами ветер и снег,
Но железом нестынущим пахнет земля.
Приближается день, продолжается век.
Индевеют штыки в караулах Кремля.

Повсеместно, где скрещены трассы свинца,
Или там, где кипенье великих работ,
Сквозь века, на века, навсегда, до конца:
"Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!"