Задыхается вечер в сумерках,
опускается звёздный мост.
Ослеплённый хрустальной улицей
волочу свой облезлый хвост.
Ветром хлещет мороз по вороту,
ветки прячутся в серебре.
Запинаясь, бреду по городу,
утонувшему в январе.
Под ногами дороги заснежены
роем вьющихся белых слез.
Мне подачкой бросают нежности,
я им верю – я верный пёс.
Доверяя, склоняю голову,
я покорен – хоть палку кинь.
Ведь не зря я усвоил смолоду:
«Всяк надежду свою покинь».
Меня гладят, щекочут за ухом,
так бесстыдно напомнив мне
две ладони с хмелящим запахом,
что являлись ко мне во сне.
Так дрожали они взволнованно,
так любил я на них смотреть,
до того их теплом очарованный,
что хотелось от счастья петь.
А теперь не услышать голоса,
только гадкий, протяжный вой,
от которого дыбом волосы,
от которого я – глухой.
И забитый тоской и  холодом,
утонув в паутине рук,
я увидеть хочу расколотым
засиявший, хрустальный круг. 
И тогда в наступающей бездне,
наедаясь разбитым стеклом,
я спою свои гадкие песни
окровавленным языком.
Ночь накинула плащ, ссутулившись,
пробивается кость луны,
по холодным, хрустальным улицам
бродит пёс, разлюбивший сны.