Эх, мама, мама, ты меня пожалуйста прости,
Что не в тебя пошёл и не в папу
И в детстве, сбившись с истинного, верного пути,
Я укатил с ворами по этапу.

Я видимо по жизни, мама, был крестом твоим,
И ты его тащила на Голгофу.
То обыск с понятыми, то в бега подался сын,
То жалобы с [bad word] на работу.

Этапные вагоны куда-то вдаль бегут,
Я далеко от дома, и к ужину не ждут,
Тому причины веские – ведь я теперь ЗК,
Смотрю на перелески сквозь решки тройника.

Ах эта материнская, безгрешная любовь,
Здоровье гробили на нас вы столько,
А мы, не сознавая, причиняли боль вам вновь,
Валяясь в спецприёмниках на койках.

Но вы терпели, ждали, не бросали в трудный час
И нет на свете преданней вас женщин.
Эх, сколько слёз пролилося из самых светлых глаз,
Наверно, моря Чёрного не меньше.

Этапные вагоны на рельсах дребезжат,
Как это всё знакомо, как хочется бежать,
И муторно на сердце, и грустно на душе,
«Открой, начальник дверцу!» - охота крикнуть мне.

Мамуля, ты меня за все страданья извини,
Что причинил тебе, не сознавая,
За ту печаль и грусть, за эти пасмурные дни,
Когда над мной нависла доля злая.

В мусарне расторопные метались опера,
Рябой следак пять папок дел нашлёпал,
Я вышел в май цветущий из народного суда,
Да только под охраной и со сроком.

Этапные вагоны уносит паровоз,
Хоть тяжко мне без дома, но на лице нет слёз.
Тюремная одёжка, дощатая кровать,
И где-то у окошка грустит старушка-мать.