Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,
Не скажу про живых, а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,
И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали - гляжу пред очами не райское что-то:
Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота,
И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.

Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом,
Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик что-то долго возился с засовом
И кряхтел и ворчал, и не смог отворить и ушел.

И измученный люд не издал ни единого стона,
Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- нас встречают малиновым звоном!
Все вернулось на круг и распятый над кругом висел.

Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых:
Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,
Ну а я уж для них украду бледно-розовых яблок.
Жаль,сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Седовласый старик, он на стражу кричал - комиссарил,
Прибежали с ключом и затеяли вновь отворять...
Кто-то ржавым болтом, поднатужась об рельсу ударил
И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!

Я подох на задах, не при старых свечах в канделябрах,
Не к Мадонне прижат Божий сын, а в хоромах холоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок,
Но сады сторожат, и убит я без промаха, в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,
Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!