А ей мама, ну, во всем потакала, 
Красной Шапочкой звала, пташкой вольной, 
Ей какава по утрам два стакана,
А сама чайку попьет – и довольна.
А как маму схоронили в июле, 
В доме денег – ни гроша, ни бумаги, 
Но нашлись на свете добрые люди:
Обучили на кассиршу в продмаге.
И сидит она в этой кассе,
Как на месте публичной казни,

А касса щелкает, касса щелкает, 
Скушал Шапочку Серый Волк! 
И трясет она черной челкою,
А касса: щелк, щелк, щелк,
Ах, веселый разговор!

Начал Званцев ей, завмаг, делать пассы: 
«Интересно бы узнать, что за птица?» 
А она ему в ответ из-за кассы, – 
Дожидаюсь, мол, прекрасного принца.
Всех отшила, одного не отшила, 
Называла его милым Алешей, 
Был он техником по счетным машинам,
Хоть и лысый, и еврей, но хороший,
А тут как раз война, а он в запасе,
Прокричала ночь и снова к кассе.

А касса щелкает, касса щелкает, 
А под Щелковым – в щепки полк! 
И трясет она пегой челкою,
А касса: щелк, щелк, щелк,
Ах, веселый разговор…

Как случилось – ей вчера ж было двадцать, 
А уж доченьке девятый годочек, 
И опять к ней подъезжать начал Званцев, 
А она про то и слушать не хочет.
Ну, и стукнул он, со зла, не иначе, 
Сам не рад, да не пойдешь на попятный, 
Обнаружили ее в недостаче,
Привлекли ее по сто тридцать пятой.
На этап пошла по указу, 
А там амнистия, и снова в кассу. 

А касса щелкает, касса щелкает, 
Засекается ваш крючок! 
И трясет она рыжей челкою,
А касса: щелк, щелк, щелк,
Ах, веселый разговор!

Уж любила она дочку, растила, 
Оглянуться не успела – той двадцать! 
Ой, зачем она в продмаг зачастила, 
Ой, зачем ей улыбается Званцев?!
А как свадебку сыграли в июле, 
Было шумно на Песчанной, на нашей, 
Говорят в парадных добрые люди,
Что зовет ее, мол, Званцев «мамашей».
И сидит она в своей кассе,
А у ней внучок – в первом классе.

А касса щелкает, касса щелкает,
Не копеечкам – жизни счет!
И трясет она белой челкою, 
А касса: щелк, щелк, щелк,
Ах, веселый разговор…