Капитан делал записи после р аботы
Почерком, похожим на укусы пираньи,
Было видно, что буквы ему подчиняются с неохотой,
И каждое слово – как солью по ране.
Капитан плохо спал последние месяцы, 
И, почуяв неладное, неделю назад
Жена, опасаясь, что ее муж неожиданно повесится,
Вызвала психиатрический отряд.
«Ты считаешь себя сумасшедшим?» я спросил его прямо,
А он ответил, что мы еще недостаточно знакомы.
И вот на моем столе его энцефалограмма,
И, судя по ней, капитан в глубокой коме.
Ночное дежурство в принципе располагает к чтению,
А капитана я искренне хотел понять.
Кажется, он работал над делом об исчезновении
Некоего Арсения Викторовича средь бела дня.

Никто ничего не знал об Арсении,
Напряженная следственная работа абсолютно ничего не дала.
Капитан называл его дневник единственным выжившим в столкновении,
А все остальные свидетели выжили из ума.

Цитируя запись седьмого июля:
«На работе потерял точку опоры
И, не чувствуя под собою стула,
Упал куда-то мимо пола.
Я так и не понял, где это где-то,
Но как будто я знал это ранее:
Меня окружают не предметы,
А их наименования».

Больше тот день для Арсения был ничем не отмечен,
Капитан сперва даже решил, что запись ничего не значит.
Как он верно заметил на полях, мы здесь и не такое лечим,
Но судьбе было угодно сложиться иначе.

Запись, двадцать шестое число:
«Все, с меня уже хватит.
Ворочаясь от беспокойных снов,
Я ночью упал с кровати.
Я пола только под утро достиг,
Придется признаться, я
Во сне осуществил реальности сдвиг:
Забыл, что есть гравитация».

Само дело Арсения Викторовича в варианте полном
Я не мог достать по понятным причинам.
И, не знаю, приводил ли цитаты капитан дословно,
Или это лишь порождение его шизофрении.
Капитан очень подробно описывал квартирую Арсения,
Пускай и сухим канцелярским слогом.
По его словам, там не было ничего, чему не было объяснения.
Но страх его пробирал уже на пороге.
Там был список свидетелей происшествия на отдельном листке,
И я навел некоторые справки, ни на что не надеясь, впрочем.
Я не курил пять лет, но сейчас мне слишком не по себе.
Возможно, все дело в беззвездной ночи.
Оказалось, числится в различных отделениях
Каждый из тех, о ком я справился.
Всех доставили в день, как его называл капитан, столкновения,
И каждый ведет какие-то записи.

Капитан уже почти решил, что ему нужно лечиться,
Но, по его словам, записи начали приобретать над ним какую-то власть.
И, хотя капитан никогда не знал Арсения лично,
Он осознал, что вместо понимания начинает его вспоминать.

На полях аккуратно: апрель, девять,
Цитирую капитана:
«Важно понять: хотел он исчезнуть
Или исчез случайно?
Надо будет спросить у Арсения…
Хотя это шиза.
У меня такое ощущение,
Что он никуда не исчезал».

Жена плела о кредите на машину что-то совершенно ненужное,
А на работе капитана характеризовали как отличного сослуживца.
Всех удивило, когда он сдал свое табельное оружие,
А в дневнике лаконичная запись: «Велика опасность застрелиться».

Последняя запись: «Теперь все равно,
Теперь до меня дошло.
Сегодня забыл, что запер окно,
Окурок прошел сквозь стекло.
Забыв обо всем, я бросился прочь,
Но остановило зеркало.
Брось, Николай, не сможешь помочь,
За спиной ничего не было».

Я подорвался с места и поднял на уши весь персонал – 
Мы, как безумные, перетряхивали даже бачки с помоями,
Почти неделю капитана кто только не искал,
Но здесь уже ничто не поможет, по-моему.
Конечно, он мог иметь в виду и любого другого Николая,
Но я чувствую, что разгадка уже очень близко.
Я жду и боюсь, хотя точно не знаю, 
Когда исчезнут все остальные из того списка.
Арсений Викторович мне смутно знаком, 
И капитана я будто знаю со школьной доски.
Парамнезия может означать, что я повредился умом,
Но я даже знаю в лицо тех, остальных.
Мне иногда что-то видится, и я думаю об Арсении,
И я завел