Я живу один с мамой
в очень старой квартире
на улице Саразате1.
Компанию мне составляют
черепаха, две канарейки
и кошка.
Чтобы дать маме отдохнуть,
очень часто я хожу за покупками
и готовлю,
Я навожу порядок, мою, вытираю,
от случая к случаю я еще строчу
на швейной машинке.
Работа меня не пугает,
я немного декоратор,
немного стилист,
но мое настоящее занятие –
я занимаюсь им ночью,
я травести, артист.
У меня очень специфический номер,
который заканчивается
полной наготой после стриптиза,
и я вижу, что в зале
мужчины не верят своим глазам.
Я «мужчина О!»,
как они говорят.

Часа в три утра мы ходим поесть
в компании приятелей обоих полов
в какой-нибудь бар для курящих,
и там мы отводим душу
без всяких комплексов.
Мы выкладываем всю правду
о тех, кого мы не перевариваем,
мы не оставляем от них камня на камне,
но мы делаем это с юмором,
облаченным в едкие каламбуры.
Мы встречаем засидевшихся допоздна
посетителей, которые, чтобы эпатировать
сидящих с ними за одним столом,
двигаются, качая бедрами, –
они передразнивают тех,
кем, по их мнению, являемся мы,
и сами выставляют себя
на посмешище, бедные безумцы.
Они, по глупости своей,
жестикулируют и громко разговоривают,
изображают оперных див, теноров,
но лично меня все их шутки и насмешки
оставляют безразличным,
потому что это правда:
я «мужчина О!», как они говорят.

В час, когда рождается новый день,
я возвращаюсь к своей
одинокой участи.
Я снимаю накладные ресницы и волосы,
как бедный, несчастный,
усталый клоун.
Я ложусь, но не сплю:
я думаю о своей безрадостной,
такой смехотворной любви,
об этом мальчике, красивом, как Бог,
который, ничего не делая,
разжег огонь в моей душе.
Мои губы никогда не осмелятся
открыть ему мою прекрасную тайну,
мою нежную драму,
ибо объект всех моих мучений
проводит свое самое светлое время
в постели с женщинами.
На самом деле никто не имеет права
порицать и судить меня,
и я уточняю,
что одна лишь природа
в ответе за то, что
я «мужчина О!», как они говорят.