Осел увидел Соловья 
И говорит ему: "Послушай-ка, дружище! 
Ты, сказывают, петь великий мастерище. 
Хотел бы очень я 
Сам посудить, твое услышав пенье, 
Велико ль подлинно твое уменье?" 
Тут Соловей являть свое искусство стал: 
Защелкал, засвистал 
На тысячу ладов, тянул, переливался; 
То нежно он ослабевал 
И томной вдалеке свирелью отдавался, 
То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался. 
Внимало все тогда 
Любимцу и певцу Авроры: 
Затихли ветерки, замолкли птичек хоры, 
И прилегли стада. 
Чуть-чуть дыша, пастух им любовался 
И только иногда, 
Внимая Соловью, пастушке улыбался
Скончал певец. Осел, уставясь в землю лбом; 
"Изрядно, — говорит, — сказать неложно, 
Тебя без скуки слушать можно; 
А жаль, что незнаком 
Ты с нашим петухом; 
Еще б ты боле навострился, 
Когда бы у него немножко поучился". 
Услыша суд такой, мой бедный Соловей 
Вспорхнул и — полетел за тридевять полей. 
Избави, Бог, и нас от этаких судей.