Наша королева - ведьма! ведьма!
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма!
Она бегает на кладбище по ночам,
Наша королева-ведьма.

Она никому не может сказать ни слова.
Как бы ей ни хотелось - не может сказать ни слова.
Она только плачет, когда уж слишком херово.
А после пойдет умоется - и по новой.
Она молчит и прячет руки под фартук.
Прячет руки под грубый холщовый фартук.
Руки в мозолях, ссадинах и ожогах,
Руки королевы, нашей королевы.

А на кладбище тихо, на кладбище страшно,
Ламии-ведьмы сидят на могилах,
Роют свежую землю стальными когтями.
Рвут мертвецов - пожирают смердящее брашно,
Гул колокольный плывет темно и уныло.
У нее земля под ногтями!

Наша королева - ведьма! ведьма!
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма!
Она бегает на кладбище по ночам,
Наша королева-ведьма.

Она постоянно сучит какие-то нитки.
Цвета болота, грубые жесткие нитки,
Руки ее в волдырях и ссадинах жутких,
Но она продолжает сучить сатанинские нитки.
А наш король этой сукой совсем околдован,
Он почти обезумел, кастрирован и околдован.
Упаси кого Бог сказать про нее хоть слово,
Про нашу королеву, нашу королеву.

А она ему улыбается сладко,
И сети колдовки становятся злее,
И король во всем подчиняется твари лживой.
А она по ночам из дворца выходит украдкой
И бежит на кладбище по дворцовым аллеям,
А на кладбище рвет крапиву
Наша королева - ведьма! ведьма!
Я точно говорю вам - ведьма! ведьма!
Она бегает на кладбище по ночам,
Наша королева-ведьма.

Она никому не скажет ни слова,
Она молчит и прячет руки под фартук,
Она постоянно сучит какую-то нить,
У окна ее бьются огромные птицы.
Но на главной площади костер разложен,
И утром ее увезут на телеге,
Чтобы наконец-то казнить
Нашу королева - ведьму! ведьму!
Я точно говорю вам - ведьму! ведьму!
Ту, что бегала на кладбище по ночам,
Нашу королеву-ведьму.