Стаканы я мою здесь, господа,
И вам на ночь стелю постели,
И вы пенни мне даете, - вы в расчете со мной, -
И, мои лохмотья видя и такой трактир дрянной,
Как вам знать, кто я на самом деле?
Но настанет вечер, и крик раздастся с причала,
И вы спросите: "Что это за крик?"
И когда я засмеюсь, вы удивитесь:
Почему я смеюсь в этот миг?
И у пристани станет
Сорокаорудийный
Трехмачтовый бриг.

"Эй, вытри стаканы!" - мне говорят
И пенни суют, подгоняя.
И монетку беру я, и постели стелю.
(Вам в ту ночь на тех постелях не уснуть и во
хмелю).
Если б знали вы, кто я такая!
Но настанет вечер - и гул раздастся с причала,
И вы спросите: "Что стрястись могло?"
И воскликнете, лицо мое увидев:
"Боже, как она смеется зло!"
И ударит из пушек
Сорокаорудийный
Трехмачтовый бриг.

Невесело станет вам, господа!
Будут стены, треща, валиться.
И сровняется за ночь весь ваш город с землей.
Уцелеет от обстрела лишь один трактир дрянной,
И все спросят: "Кто сумел там скрыться?"
Не умолкнет гомон до рассвета у трактира.
"Чье же это - будут спрашивать - жилье?"
И, увидев, как я выйду рано утром,
Закричат: "Они щадят ее!"
И поднимет свой вымпел
Сорокаорудийный
Трехмачтовый бриг.

А в полдень матросы с судна сойдут,
Чтобы суд справедливый править.
И куда бы вы ни скрылись, вас матросы найдут
И ко мне, связав покрепче канатами, приведут,
И кого ж мне из вас обезглавить?
Будет в этот полдень тишина вблизи причала,
И скажу я: «Обезглавить всех!»
Острый меч сверкнет при лунном свете
И когда покатиться голова я скажу «гопля»
И умчится со мною
Сорокаорудийный
Трехмачтовый бриг.