Язык что жужелица ползёт из жижи лица,
Скрути из пальцев шиши, до ять мозги расчеши,
О палец пальцем ударь - в лице зашкерится царь.
Жень-шень из шамбалы, вишь, - чифирь шлёт нам и гашиш.

Чеширским вайшьею вширь расту, шикарен и жив,  
Поддат отец, в стан шутов ушёл его пыльный штоф.
И камышовый кошак, и шебутной порошок, 
Теперь не спросят: "за что?". И ходят только пешком.

А бородатый педант у однокомнатных врат 
Корит души аскарид, гремит безвкусный иврит.
Щипнув добра от добра. Я ничему не был рад...
Знай, в микрокосме парит мой неустойчивый ритм.

Широт изорваны швы, волхвы сбежались на шум - 
шарниром ржавым скрипит Земли смешарик шальной,
Наружу лезут шнуры, в душе подшипник ношу,
Расчёт неточен, но чист, как смех душевнобольной.

Стоит она в стороне, роняет ночь сырой снег,
По негативам пошарь - не заподозришь недуг...
А только лай оброни, запойный милицоньер,
И зенки шилом шуршат, ища в душе тошноту.

Щекаста щёлочь чела в траве немытых волос. 
Текут в шалавьем кашне кровей нездешних ручьи.
Напрасно жёг чучела, знамений зло не сбылось.
Седин пожары в душе смёл смех без явных причин. 

У тощей барышни - Шипр, у инженеров свой шифр,
Из шапки ключ извлеки - замкам "адьо" изреки,
Глянь, шифер шаткой башки накрыла шанкром цифирь. 
Пророчеств воды горьки, явь скрыта в толще трухи. 

В которой молча стоит болезной фрау белизна. 
Тиха, как тёмная ночь, полна одной лишь мечтой:
Не стать владыкой столиц, не развести на дензнак,
Всего-то хочет понять: что есть большое ничто?

В лицо ей кашляет ветр. Слезится сажа глазниц,
Шипит своё, шёпот тьмы льёт в щёки реки морщин,
И не мерцает ответ, и космос не объяснит
Ведь слово было вчера, а нынче слово горчит.