На гос. канале рядовой отчет о движухах патриарха,
отслужив он дошел до черного майбаха, 
а чтобы сесть туда,на колпаке монаха крестик загибается, загнул - уселся, и уехал в келью;
Для меня простая ржака, эпизод такой случайный, 
но рядом как всегда не смог просто посмеяться над увиденным мой друг, 
обязательный подвел итог: 
"Видит бог журналисты начали выполнять свой долг, 
освещать теневую сторону властьимущей кодлы между строк, 
но за это им прощу, что набрались да не того(???),
у парфенова у леньки у любимого своего, 
сумевшего фригидную подачу новостей довести до состояния кино!
И расцвело умения вытягивать репортаж, 
даже гос.заказ, даже если, например, 
про шиномонтаж- репортер нам повествуя о предмете как бы чинит трактор. 
Так это что журнализм, или легкого жанра театр?"
Слушай, это, я киваю себе, говорю: "Терпи, скоро выдохнется он, 
из за очередной переживая фигни,
тогда и на вий его наконец уделаю, и на плейстейшн один, и на два, и на три" 
От него довольным ухожу, и вторя его бреду я пою попурри:

Эээээээээ эрнстовцы эрностовцы, сососо соловьевцы соловьевцы! Мммммм мамонтовцы, мамонтовцы!Разоблачат напасти! Тото! Толстовцы, толстовцы! Лелеле! Леонтьевцы, леонтьевцы! СУУУУУ! Сурковцы, сурковцы, прошу вас счастье не разоблачайте! 
Эээээээээ эрнстовцы эрностовцы, сососо соловьевцы соловьевцы! Мммммм мамонтовцы, мамонтовцы!Разоблачат напасти!

Назавтра у квартиры товарища вижу съемочную группу. 
Курящий репортер мне руку не пожал, а сразу к делу: 
"Мы к твоему ебанутому другу на вызов ехали, обычно в поиске жил который"
Он же подмигнул и на ::№%*(? на камеру 
и волыну известную затянул о том что нами правят воры. 
Стало стыдно за друга, и быстро, чтобы дистанцироваться от него,
я доверительно корреспонденту ответил: 
"Разделяю ваш гнев, ведь я такой же, как и все вы ссыкло."
Перебил наш диалог сосед спускаясь сверху: "Журналисты - молодцы! В государственной материи любую освещаете прореху!"
Сигу не скурили, как уже поднимаясь снизу, с телом непослушным, борясь бурчал этот сосед: "Ебаны журналюги! Кремлевские жополизы!"
Мы достойно сдриснули из подъезда в ходулю,
там разочарования пилюлю проглотивший друг мой шел вразнос: 
"Скажите, хули боитесь? Ну уволят - так всегда пригодятся руки ваши на стройке!" 
Хмыкнул журналист: "Окажется скорее трупак мой на помойке", 
в карманах книжки ваххабитские присыпанные героином,
"Ты же тут движем губительным романтизмом, 
ты воспитан шкафом книжным, набитым пирато-рыцарским наивняком"
Тут то я вставил: "Старик, заканчивай давай с тупаком, 
с телека тебе люди приехали, им нужен экшен!"
А он заговорил, не то чтобы зловеще, но все как то менее, менее и менее потешно.

Эээээээээ эрнстовцы эрностовцы, сососо соловьевцы соловьевцы! Мммммм мамонтовцы, мамонтовцы!Разоблачат напасти! Тото! Толстовцы, толстовцы! Лелеле! Леонтьевцы, леонтьевцы! СУУУУУ! Сурковцы, сурковцы, прошу вас счастье не разоблачайте! 

Затем молниеносно "Все экшена хочешь? На!" и телек кинул в ноги нам, 
выпрыгивая из окна. 
Пуповина, роднившая их с телевизором стала, как струна, 
перегрыз он ее и исчез бог весть куда. 
Язвить не будет уже, что взяв в аду Порше, 
то в ремонте с ней торчу, а то как счас на жутком шиномонтаже, 
тут им книгу жалоб выдумал претензий столб, 
стало легче, сел в салон и слышу краем уха: 
"Почерк, почерк то его попал Сурову!" 
Прыгнул на капот,капот Миша Черных.
Соловьев забыл и вышел вий Акадий Мамонтов! 
Бля, откуда то имена я знаю их!? 
Судорожно рука сунулась в бардачок, шаря в поисках оружия, 
но блеводский вытащила шнурок - колбасу старую со следами нарезки. 
Тут я вспомнил - это моя пуповина, 
я с нее стругал эти самые черные метки,и их м