он случался, как случаются ливень и шквальный ветер,
сек меня словами - как минимум каждым вторым.
и я думала: свистнет рак на горе, забудет шарлотту вертер,
вот тогда и поговорим.

да, мой рот тоже не был увитой цветами беседкой,
в качестве ответа на молнию я выдавала гром.
только он-то вообще был похож на железного дровосека:
чувака без сердца, зато с легкой походкой и топором -

и лишь однажды за много лет - на раздавленного зверька, увиденного из кабины:
мягкая грязная шкурка, красные полосы на мостовой.
он сказал: "я всегда хотел, чтобы меня любили
точно так же, как ты любишь этого своего".

это был полный штиль - капитуляция - иссякшие тучи -
ржавые суставы - на топорище прорастающие цветы.
"и если говорить честно, - добавил он, - не уверен, что честно лучше,
но я хотел, чтобы так меня любила именно ты,

и продолжаю хотеть, и продолжу, сколько я себя знаю,
все дороги ведут в рим, так вот: ты и есть мой рим".
я думала: возвращайся собой, вытирай ботинки о мое любимое знамя,
вот тогда и поговорим.

столько лет избегала смотреть на черное, чтоб не увидеть белое;
что оружие, что его отсутствие прятала под пальто,
а теперь что мне делать с этой информацией?
"что мне делать
с этой информацией, что мне делать, скажи мне, что?"

и он - пошатнувшийся на миг, но обратно жесткий и суверенный,
железный дровосек, умеющий собою владеть,
ответил: "хочешь - статью, хочешь - стихотворенье,
что ты там обычно делаешь из людей?"

- - -

весь этот текст - не более чем исполнение пожеланья.
что-то типа: железному дровосеку отвечает железный ствол.
оба умеют делать больно словами, делать больно делами,
делать больно в рамках игры, становящейся естеством,

оба умеют не делать больно, всегда оставаться в плюсе,
даже теряя; себя щадить, себя не щадя,
оба умеют питать ослепительные иллюзии.

чем питать? да собой же.
другого иллюзии не едят.